Зеркало судьбы

— Спасибо вам, Владетель. Спасибо. Вы — самый добрый. Самый лучший. Я буду за вас молиться. И за вас, госпожа Литания, — бормотал Ансельм, неуклюже пятясь к дверям и прижимая к груди бесценный дар.

* * *

— Наверное, я сам виноват, — сказал Хаймэ после мучительно долгого молчания. — Не стоило так уж бранить тебя. В тебе больше страха, чем веры.

— Но ведь это подлинная реликвия! — Ансельм обиженно заморгал. — Князь ее привез из самой Алхондры!

— Не нравится мне твой князь. Не вчера ведь он ее привез? Раз ему не надо — так и отдал бы сразу храму. А то припрятал святой лик, как сухарь в кладовке, на черный день. Сам-то он, Райно этот, часто богу молится?

Ансельм склонил голову, чтобы скрыть улыбку, и принялся усиленно протирать и без того сияющий орбис. Конечно, на наставнике почиет благодать…но все же Хаймэ, как бы сказать, не от мира сего. Ну откуда у Владетеля время на многочасовые проповеди? Шутка ли — весь округ в железной руке держать. Времена нынче известно какие, чудо еще, что князь согласился его, недостойного, выслушать. А уж то, что у Райнхольда оказался орбис из святой земли — тут уж, не иначе, сам Солнцеокий постарался!

II

Беда пришла сырым и тоскливым ноябрьским вечером.

Младший Служитель Ансельм в одиночку провел вечернюю службу. Прихожан было много, несмотря на слякоть и бездорожье. Не то что четыре года назад, когда в храме и посмотреть было не на что… А теперь — спасибо князю Райнхольду — церковь засияла, как и полагается земному дому Солнцеокого. Из соседних сел и даже городов приходили люди — послушать проповеди Хаймэ (а с недавних пор и Ансельма) и заодно полюбоваться на золотые орбисы и изящные гобелены — ничуть не хуже, чем в замке князя.

Реликвии по совету Райнхольда он убрал в стеклянные витрины. Хаймэ сначала был против, но когда скорбные умом прихожане повадились украдкой выколупывать из орбисов драгоценные камни, крыть Наставнику стало нечем.

Вообще Хаймэ ощутимо сдал за эти годы. Все чаще службы проводил Младший Служитель, а старик дни напролет просиживал в скриптории или в старой пристройке к храму, куда Ансельм отнес старые святыни, не подходящие под новый облик дома Солнцеокого. Альма заботилась о старом Служителе, как могла — часами читала ему книги, готовила пищу, чинила одежду — принимать новую из рук Райнхольда чудной старикан упорно отказывался.

Альма этой весной уже вошла в брачный возраст. Но Ансельм не торопился. Солнцеокий благословляет союзы на веки вечные, страшно вот так, в девятнадцать лет — взять и решиться. Да и жить им негде. Не приводить же молодую жену в келейку при скриптории? Да, и так живут служители. Но что ж тут хорошего — в храме служба идет, а за стеной дети пищат да ужин варится.

А еще… Нет-нет, да и появлялась в снах Ансельма госпожа Литания. Улыбалась, чуть склонив голову набок — как в тот единственный раз, когда они свиделись лицом к лицу — и повторяла нараспев его имя. Не иначе, Огнеглазый посылал эти видения — но Ансельм не спешил возносить молитву о ниспослании покоя.

* * *

…Они не уходили. Трое незнакомых прихожан, посещавших службы вот уже три дня кряду.

— Закрыт храм, друзья мои, — Ансельм подошел к двери.

— Разве Солнцеокий закрывает врата перед страждущими? — осведомился чернявый парень, младший из троицы.

— Солнцеокий — нет. А я закрываю.

— Так значит, ты тут заправляешь, а не Пресветлый? — спросил рослый рыжеволосый бородач, угрожающе нависая над Ансельмом. Служитель отступил вглубь храма — и услышал мерзкий металлический лязг. Третий негодяй уже ковырялся отмычкой в замке витрины. Ансельм бросился на него, сжимая в кулаке ключи от храма…

Потом было больно. А потом — темно.

* * *

Сквозь мутную пелену, застившую взор, можно было разглядеть заплаканное лицо Альмы. На щеке девушки темнела струйка запекшейся крови.

— Они и тебя?.. — Ансельм попытался приподняться на локте — и не смог. Плечо пронзила острая боль.

— Нет, — всхлипнула девушка. — Им только деньги были нужны.

— Только деньги?

Ансельм обвел церковь гаснущим взглядом, и из его груди вырвался яростный вой. Гады вынесли все, все! Златокованые орбисы князя Райнхольда, шитые золотом гобелены, чашу для омовения рук… нетронутыми остались только несколько старых образов, сиротливо приютившихся на верхних полках.

— Только деньги? — повторил он изменившимся голосом.

— Эти новые реликвии… — голос Альмы дрогнул. — Хаймэ говорит, что все из-за них. Что если бы на храме почивала простота, злые люди обошли бы его стороной…

— И добрые — тоже.

Ансельм рывком поднялся на ноги. Перед глазами заплясали черные мушки.

— Хаймэ в келье, — донесся до него голос девушки. — Он отдыхает. Ты бы не тревожил его…

— Я не к Хаймэ, — Ансельм стиснул зубы.

Ночь лучилась призрачными огнями. Из чащи леса доносились глухие крики сов, тонкий и осторожный посвист мелкой ночной живности. И где-то там, в исполненной шорохов темноте, мерзавцы делили то, что они считали своей добычей…