Зеркало загадок

Потому что, хотя лунфардо во многом и состоит из итальянских слов, эти итальянские слова теперь уже вошли в язык и произносятся так же, как и все другие, смешиваются с другими. Мне кажется, допустим, что сейчас – впрочем, мои примеры уже могли и устареть – можно сказать: «Я рискую разориться», или: «Я рискую spiantarme», или что-нибудь подобное. А вот в моем детстве эти слова произносились как бы в кавычках, говорящий сознавал, что они принадлежат другому языку, они произносились как шутка, если их произносил куманек-креол. Я имею в виду, что креол выговаривал слово «spiantar», как будто… как будто в этот момент он играл в итальянца, полностью отдавая себе отчет, что он использует другой язык. Теперь все это вошло в обиход, между одними и другими словами больше нет разницы.

У меня был особый метод. Я писал фразу на бумаге; затем я читал написанное голосом моего друга, моего покойного друга, Паредеса. И если фраза не очень подходила к голосу, я понимал, что проявил себя как литератор, в худшем смысле этого слова, и тогда я зачеркивал то, что могло испортить фразу, – зачеркивал, например, метафоры или вычурные эпитеты. Но помимо этого я еще и расплатился по счетам. Рохас Сильвейра когда-то поведал мне короткую историю, и я вставил ее в рассказ. Говорят, что Карлос Тинк, англичанин – я знавал его двоюродную сестру, и та отзывалась о своем братце не без смущения, – этот Карлос Тинк, англичанин, однажды вечером танцевал танго с разворотами, он замечательно исполнял корте, помимо того что был неплохим убийцей, вот так. И люди освободили пространство и смотрели, как англичанин танцует, прямо как в тех знаменитых танго, где поется про Лауру, про Марию-басконку, про женщин: «И устроился круг, на тебя все глазели», как было с блондинкой Мирейей. И тогда англичанин произнес – высокомерно, потому что фигуры танца выбирал именно он, а женщина должна была угадывать его намерения и следовать за его движениями, но так, чтобы это не слишком бросалось в глаза, – англичанин сказал: «Сеньоры, посторонитесь, я увожу ее спать!» И эту фразу я вставил в рассказ.

Итак, в этом моем рассказе, вообще-то, переплетаются две темы. Одна – это невидимый и коллективный персонаж танго. Я говорю: «Танго взяло над нами свою волю…» – как будто танго существует само по себе, за каждой танцующей парой. И я взял еще одну креольскую тему, которая кажется мне очень красивой: тему бескорыстного вызова, когда один мужчина провоцирует другого просто потому, что знает, насколько тот отважен.

Один из самых красивых примеров я обнаружил в городке Чивилькой. Главный герой этой истории зовется «однорукий Венсеслао», «однорукий Венсеслао Суарес». Однорукий Венсеслао получил письмо. Он был мужчина благовоспитанный, он был мужчина, хотя уже и в возрасте, жил со своей матушкой, был человек работящий, хотя все знали, что он мастер «в искусстве разделки» – в искусстве ножевого боя. И вот однажды однорукому Венсеслао пришло письмо. Венсеслао, будучи, естественно, человеком неграмотным, отнес письмо в пульперию. Письмо было написано очень уважительно; в одной из версий этой истории оно пришло из Санта-Фе, но в этом мне видится буэнос-айресская похвальба; представляется более вероятным, что письмо пришло из другого места – возможно, из города Асуль, а это достаточно далеко от Чивилькоя. И это было письмо от незнакомца, который утверждал, что молва о Суаресе достигла даже его городка и что автору письма хотелось бы как-нибудь приехать в гости, чтобы Суарес немножко его обучил. Потому что автор письма совершенно ничего не смыслит. И Венсеслао ответил тем, что предложил незнакомцу свое гостеприимство. И вот, в той версии, которую слышал я, прошел, наверное, год, а через год в его город приехал незнакомец. Сразу стало понятно, что он прибыл издалека, потому что конь его был оседлан необычным способом. Незнакомец отправился в дом к однорукому Венсеслао, Венсеслао угостил его жареным мясом, мужчины, разумеется, выпили. Венсеслао уже понимал, что означает такой визит после такого письма, и вот они побеседовали самым дружелюбным образом, не повысив голоса ни на едином слове (причем каждый всячески подчеркивал превосходство другого, это была часть игры), а потом тот незнакомец, тот чужеземец предложил: «А что вы скажете насчет немножечко подраться?» И хозяин все понял, замечательно понял, но отказаться не мог, ведь ему нужно было поддержать свою славу храбреца.