Зеркало загадок

Незнакомец был младше и сильнее. Схватка началась, оба оказались мастерами; южняк – именно так в те времена называли людей с юга, да и теперь еще такое можно услышать: северяк и южняк, а слово «южанин» пришло гораздо позже, креолы так не говорили… Так вот, южняк опасно ранил Венсеслао в руку. И тогда к Венсеслао, который уже устал и видел, что противник намерен его убить, пришло нечто такое, в общем, это было похоже на озарение поэта, это было нечто вроде вдохновения. История гласит, что Венсеслао сделал шаг назад и ногой наступил на раненую руку – и оторвал себе руку. А затем воспользовался изумлением южняка, ожидавшего какого-нибудь финта, и убил своего гостя одним ударом; таким образом, Венсеслао спасся благодаря хитрости, которую изобрел тут же, на месте.

Есть у Эдуардо Гутьерреса роман под названием «Черный Муравей», и есть в нем очень красивая сцена: «Черный Муравей» был написан, уже когда Эдуардо Гутьеррес устал от романтического образа гаучо. Там повествуется, как в одной пульперии в Санта-Фе встречаются Гильермо Ойо (Черный Муравей) и знаменитый Альборнос, красавчик из Санта-Фе. Ни один из двоих не держит на другого зла, оба пользуются, скажем так, давно укоренившейся славой, которая не нуждается ни в каких добавках. Но здесь же присутствуют еще и портеньо, то есть люди из провинции Буэнос-Айрес, и люди из Санта-Фе. И люди чувствуют, что раз уж эти два быка столкнулись, то они должны выяснить, кто из них лучше. И дальше идет замечательная страница (или две), когда Альборнос и Ойо пытаются избежать схватки, но в конце концов оба осознают, что не могут разочаровать своих почитателей. Почитатели ждут представления. И тогда они дерутся, и, поскольку главным героем книги является Черный Муравей, Черный Муравей убивает Альборноса из Санта-Фе.

И есть еще один поединок, он выглядит очень хореографично – в романе «Хуан Морейра», между Хуаном Морейрой и… не помню, как звали второго. Странно, что эту сцену не приспособили для балета. В поселке Наварро проходят выборы. Одну партию продвигает, в одной партии верховодит знаменитый Морейра, а потом приезжает другой гаучо, Легисамон, тоже знаменитый. В итоге выборы приходится отложить: избирателям гораздо важнее увидеть поединок этих мастеров. К тому же результаты выборов зависят от победы одного из двоих, ведь люди не пойдут против того, кто победит. Итак, о выборах нет и речи, и эти двое вступают в схватку, допустим, в этом углу. Они стоят друг напротив друга, на левой руке пончо, в правой кинжал, оба – мастера ножевого дела. Но постепенно Морейра начинает теснить Легисамона. И схватка превращается в нечто вроде медленного смертельного танца: в течение времени, которое, думаю, равняется одному часу, Легисамон понемногу сдает позиции.

Схватка, начавшаяся в том углу, заканчивается в противоположном: им потребовался час, чтобы пройти эту куадру. Но когда они достигают другого угла, Легисамон уже побежден – морально, ведь соперник заставил его отступить на целую куадру. Морейра ранен, но убивает Легисамона ударом в живот, а затем он садится на коня, садится медленно, как Мартин Фьерро после убийства Негра. А когда он уже сидит верхом, он вспоминает, что кое-что забыл, – такая забывчивость ведь может быть и театральным жестом? Морейра вспоминает, что забыл свой кинжал в животе у другого, и тогда Морейра обращается к полицейскому сержанту, чтобы унизить того еще больше: «Окажете мне эту услугу, дон? Принесете мою железку?» И тогда сержанту приходится идти за ножом, за оружием, для него бесполезным, потому что это оружие Морейры, и сержант протягивает Морейре нож. И Морейра, сидя на коне, ему говорит: «Спасибо, вы очень любезны», чтобы унизить еще больше, и уезжает.

И вот, у меня был этот образ – я возвращаюсь к своему рассказу, – образ незнакомца, который приезжает и бросает вызов местному красавчику, а красавчик вызов не принимает, выбрасывает нож: то ли из трусости, то ли – но это подозрение возникло у меня только после написания рассказа – то ли потому, что осознает всю нелепость этой жизни, состоящей из схваток и кинжальных ударов, ведь так? Не имеет смысла вот так ставить жизнь на кон, и он уходит, смиряется с унижением. А еще есть молодой парень, который рассказывает историю, а в конце концов – вот третий элемент, который у меня был, – в финале выясняется, что парень, рассказчик, как раз таки и убил чужака. Парень ненадолго выходит, потом возвращается, громко хлопает дверью и входит, потом появляется и раненый чужак; а в конце оказывается, что убил его именно рассказчик. А затем я осознал, что это мое изобретение, как и все литературные изобретения, уже было изобретено другими. Я узнал о новелле Чехова, о рассказах Агаты Кристи, которые основаны на такой же неожиданной концовке, когда рассказчик, которого мы заранее исключили из числа подозреваемых, оказывается убийцей. А последняя фраза моего рассказа звучит приблизительно так: «И тогда, Борхес, я обтер нож, и был он как новенький, безгрешный».