Зеркало загадок

Где вы теперь? – о тех, кого не стало,
Печаль допытывается, как будто

Есть область мира, где одна минута

Вмещает все концы и все начала.

Где (вторю) те апостолы отваги,

Чьей удалью по тупикам окраин
И пригородов был когда-то спаян
Союз отчаянности и навахи?

Где смельчаки, чья эра миновала,

Кто в будни – сказкой, в эпос – эпизодом
Вошел, кто не гонялся за доходом
И в страсти не вытягивал кинжала?

Лишь миф – последний уголь в этой серой

Золе времен – еще напомнит въяве
Туманной розой о лихой оправе,
Грозе Корралес или Бальванеры.

Где в переулках и углах за гранью

Земною караулит запустенье
Тот, кто прошел и кто остался тенью, —
Клинок Палермо, сумрачный Муранья?

Где роковой Иберра (чьи щедроты

Церквам не позабыть), который брата
Убил за то, что было жертв у Ньято
Одною больше, и сравнял два счета?

Уходит мифология кинжалов.

Забвенье затуманивает лица.
Песнь о деяньях жухнет и пылится,
Став достоянием сыскных анналов.

Но есть другой костер, другая роза,

Чьи угли обжигают и поныне,
Тех черт неутоленною гордыней
И тех ножей безмолвною угрозой.

Ножом врага или другою сталью —

Годами – вы подвержены бесстрастно,
Но, ни годам, ни смерти не подвластны,
Пребудут в танго те, кто прахом стали.

Они теперь в мелодии, в беспечных

Аккордах несдающейся гитары,
Чьи струны из простой милонги старой
Ткут праздник доблестных и безупречных.

Кружатся львы и кони каруселей,

И видится обшарпанная дека
И пары, под Ароласа и Греко
Танцующие танго на панели

В миг, что заговорен от разрушенья

И высится скалой над пустотою,
Вне прошлого и будущего стоя
Свидетелем смертей и воскрешенья.

Свежо в аккордах все, что обветшало:

Двор и беседка в листьях винограда.
(За каждой настороженной оградой —
Засада из гитары и кинжала.)

Бесовство это, это исступленье

С губительными днями только крепко.
Сотворены из времени и пепла,
Мы уступаем беглой кантилене:

Она – лишь время. Ткется с нею вместе

Миражный мир, что будничного явней:
Неисполнимый сон о схватке древней
И нашей смерти в тупике предместья[440].

Примечания

ОБСУЖДЕНИЕ

С. 6. Альфонсо Рейес (1889–1959) – мексиканский писатель, переводчик, педагог, общественный и государственный деятель. В 1927–1930 гг. был послом в Аргентине, где они с Борхесом и познакомились. Борхес, высоко ценивший Рейеса как человека классического склада и не раз о нем писавший (в кн. «Язык аргентинцев», 1928, и др.), посвятил его памяти стихотворение, вошедшее в сб. «Создатель».

Поэзия гаучо

С. 9. Поэзия гаучо. – Слово «гаучо» в термине «поэзия гаучо» переводчик использует в качестве прилагательного (как, например, «мебель рококо»). Понятно, что большинство персонажей этого текста сами не являлись гаучо и даже писали в расчете на другую аудиторию: их произведения написаны так, как если бы их сочиняли настоящие гаучо.

Джеймс Эббот Мак-Нейл Уистлер (1834–1903) – американский художник, предшественник импрессионизма и символизма. Приверженец концепции «искусство ради искусства». «Ноктюрнами» Уистлер, в честь Фридерика Шопена, называл свои ночные лунные пейзажи.