Зеркало, зеркало

Даже Най, которая не выносит тусовки, толпы и любопытствующие взгляды прохожих, и та отправилась с нами. На ней было желтое платье и сандалии на ремешках, а Роуз украсила ее волосы маргаритками. Закинувшись колесами, мы отправились в Сохо. Наш путь пролегал вдоль реки, мимо Вестминстерского дворца и через Трафальгарскую площадь. Конечно, туда можно доехать и на автобусе, вышло бы вдвое быстрее, но кому охота торчать в тесноте с кучей незнакомых людей, когда можно гулять себе на свободе, наслаждаться ветерком с реки, голубым куполом неба и запахом городского лета, в котором смешались пары от асфальта и выхлопные газы. Мы шли, мы болтали, мы хохотали, и с каждым шагом мир делался чуточку светлее и ярче, как будто его позолотили. Эйфория забулькала у меня в груди, а потом стала разливаться по всему телу, пока не достигла кончиков пальцев на руках и ногах. Мы словно оказались внутри гигантского пузыря счастья, переливавшегося всеми цветами радуги.

Даже не спрашивайте, как нам сошло с рук все, что мы провернули в тот вечер, почему из первого же паба нас не вытолкали взашей, – я и сама не знаю. Мы вваливались в паб за пабом, заскакивали в бар за баром, заказывали бутылку за бутылкой, оплачивая счет кредиткой папы Роуз. Бесстрашные, лишенные возраста, мы по очереди разводили барменов, возвращаясь за столик со стопками водки и бутылками пива. Я пила только «Ред Булл», но, захмелев от самой атмосферы всеобщего веселья, смеялась громче обычного, то и дело обнимала друзей за плечи и твердила, как сильно их люблю. Да, в тот вечер признания в любви слетали с наших губ каждые десять секунд.

Если пройти по Уордор-стрит до конца, в одном из домов вы увидите ступени, ведущие в подвальное помещение, в котором расположен бар. Раньше там творилось много чего незаконного, но теперь в Сохо все рассчитано на туристов, и злачных мест почти не осталось. Еще один раунд пилюль – и под звуки вырвавшегося на улицу грайма мы спустились в бар. Теснота, давка, яблоку негде упасть, танцуешь бок о бок с неграми, мулатами, белыми, геями, лесбиянками, натуралами – да с кем угодно, и никому нет дела до остальных. Кожа трется о кожу, бедра, жопы, тела – всё сливается в одну потную, упоенную массу, пульсирующую под мощный бас. Первой наскучило Роуз. Когда она вытащила нас на свежий воздух, оказалось, что уже стемнело. Будь моя воля, я бы протанцевала в этом подвальчике до рассвета, затерявшись среди чужих тел.

Продираясь сквозь толпу, мы добрались до Сохо-сквер, где на скамейках сосались мужики, а в кустах валялись бомжи, от которых разило пивом и мочой. Мы развалились на лужайке, и Лео достал из заднего кармана слегка помятый, но вполне себе пригодный к использованию косяк. И вот лежу я на траве, и мне кажется, что луна находится близко-близко, типа почти на расстоянии вытянутой руки, и что если оттолкнуться от поверхности земли, то можно без труда до нее долететь. Неужели мне правда могло такое привидеться?

– Как странно, что конец учебного года приходится на июль, – сказала Най. – По-моему, никакой это не конец, а скорее начало.

– Вот и хорошо. Не хочу, чтобы наша дружба, наша музыка когда-нибудь заканчивались, – сказала Роуз. – Лучше нас нет никого и ничего на всем белом свете.

– Да, – согласилась я. – Нас никому и никогда не разлучить.

– Об этом периоде нашей жизни еще напишут в «Нью мюзикл экспресс», – добавил Лео. – О том, как мы шли к славе, мать ее! Мы никогда не расстанемся. Никогда.

Наоми ничего не ответила, она просто лежала в траве в своем желтом платье и, улыбаясь во весь рот, глазела на луну. Но это никого не беспокоило, потому что такой уж у нее характер. Но на следующий день она исчезла, и все стало разваливаться на части.

И только теперь, вспоминая тот вечер, я понимаю, что своим молчанием она говорила нам «прощайте».

28

Я уже почти дома, в ушах музыка, в голове воспоминания, и тут до меня доходит, что я забыла забрать Грейси из школы. Уроки у нее закончились минут сорок назад, а то и больше. Блин! Я начинаю бежать в обратном направлении, попутно выуживая из кармана телефон.

Набираю маму, она не отвечает, гуглю школу Грейси, звоню им, но меня переводят на голосовую почту.

– Алло, здрасте! – пыхчу я на бегу. – Я должна была забрать Грейси Сондерс, но я опаздываю…

В трубке раздаются гудки, оповещающие о звонке по второй линии. Я останавливаюсь.

– Ты где? – спрашивает мама, как только я тыкаю «Ответить».

– У меня выдался плохой день в школе, – говорю. Вот бы можно было попросить маму меня обнять… – А потом я зашла к Наоми и… прости, я совсем забыла.

– Звонили из школы, – говорит мама ледяным голосом. – Грейси все глаза выплакала. Твое счастье, что миссис Петерсон живет на нашей улице и предложила ее подвезти. Теперь она сидит у себя в комнате и ревет. Быстро иди домой. Сама будешь объяснять, почему про нее забыла.

Мама вешает трубку.

Вот дерьмо…

Стоит мне ступить на ведущую к дому дорожку, и дверь тут же открывается.

– Я думала, тебе хотя бы до Грейси есть дело, – говорит мама.