Зеркало, зеркало

От желудка по всему телу распространяется тепло, и хотя щеки и кончики пальцев давно превратились в ледышки, мне не холодно. Мир накреняется, а вместе с ним и я заваливаюсь на бок. Я слышу свой смех; он доносится откуда-то издалека, потому что я смотрю на себя типа как со стороны. Вот валяется на земле девушка с почти полностью побритой головой и разбитым лицом. Она над чем-то хохочет. Я кладу голову на грязный, усыпанный бычками бетон и опрокидываю остатки водки себе в рот. Едкая жидкость разливается по лицу и попадает в ранку, а я продолжаю наблюдать за собой со стороны, словно воспарив над собственным телом. В уши затекают слезы, прозрачные, как водка: вот они струятся по моему лицу. Я вижу, как рыдаю, как трясется мое тело, как вся я сжимаюсь в кулак; слышу, как из моей груди вырываются всхлипы, похожие на далекие раскаты грома, но, к счастью, я их совсем не чувствую. Я поднимаю глаза на внутреннюю сторону крыши горки, мой взгляд скользит по грязной паутине и россыпи засохшей жвачки и по чему-то еще… по чему-то странному, чего тут совсем не должно быть. Но вот крыша горки начинает маятником ходить вправо и влево, и я уже не могу понять, стою я или лежу. А-а, какая разница! Мне не страшно. Закрою глаза, пусть мир качается себе и трясется, пусть убаюкивает меня.

29

Какая-то неведомая сила выталкивает внутренние органы у меня изо рта. Едва я успеваю сесть, как из горла вырывается фонтан рвоты. Все болит: такое ощущение, что на мне живого места не осталось.

Я с трудом встаю на колени и содрогаюсь в новом рвотном позыве. В грязи скапливается вязкая прозрачная лужица.

– Вот дерьмо, – произношу я чужим голосом, низким и хриплым. Твою же мать… Темно, хоть глаз выколи, а холодно-то как! Я обхватываю себя руками, пытаясь хоть немного согреться, но ничего не выходит. Разбитое лицо саднит и ноет, голова просто раскалывается, и, хуже того, я чувствую, что все еще пьяна. Пытаюсь встать, но меня шатает из стороны в сторону.

Господи боже. Выкарабкавшись из-под горки, я хватаюсь за ржавые металлические перекладины, выпрямляюсь и набираю в грудь холодного воздуха. В этот самый момент я понимаю, что в парке кроме меня находится кто-то еще. На качелях сидит темная фигура. Ее с легкостью можно было не заметить, если бы не поскрипывание цепей от слабого движения взад-вперед. Капюшон поверх бейсболки, сгорбленные плечи. От этого зрелища мне должно стать жутко, я должна почуять опасность, ведь ни один нормальный подросток не притащится ночью в парк покататься на качелях.

Но страх куда-то улетучился. Так вот что делает водка.

Она высасывает из тебя все эмоции, а взамен дарит бесстрашие, самое что ни на есть настоящее бесстрашие, пусть даже к нему прилагаются жуткая вонь и безумная боль. На долю секунды я почти что проникаюсь к маме сочувствием: раз для того, чтобы пережить день, она готова пойти на такое, должно быть, вся ее жизнь пропитана страхом.

Я сажусь на соседние качели и тут же чувствую себя полнейшей идиоткой, потому что они явно рассчитаны на маленьких детей и даже оборудованы специальной перекладиной, не позволяющей ребенку упасть. Сидеть поверх нее мало того, что тупо, так еще и страшно неудобно, но если я сейчас встану, то буду выглядеть еще глупее прежнего. Человек на качелях не двигается, его лицо скрыто капюшоном, но никакого оружия вроде не видно – лишь тонкие, бледные, очень знакомые пальцы обвивают цепи. И тут до меня доходит, где я видела это кольцо с маргаритками: оно было на пальце у Наоми за день до ее исчезновения.

– Наоми? – шепчу я. Неужели она умерла? Это, получается, ее призрак? Я оборачиваюсь на горку – проверить, не валяется ли там мое тело. Но нет, я тут, а передо мной она. Эти длинные пальцы я узнаю даже спьяну. – Най?

– Совсем того? – Ашира поворачивается ко мне, и ее лицо морщится от отвращения. – Господи, да что с тобой такое? Неудивительно, что ты приняла меня за призрак моей сестры: ты едва держишься на ногах! Так вот, к твоему сведению, она еще не умерла.

– Что ты здесь делаешь? – удивляюсь я. – Тут небезопасно!

– Когда вокруг снуют такие, как ты, тут и правда небезопасно. Я пришла сюда, чтобы подумать, – говорит Эш. – Дома и в больнице ничего не получается, а мне надо разгадать татуировку.

– Чего? – Я не поспеваю за происходящим; ее слова звучат как бессмыслица.

– Я знаю, из-за чего ты так нализалась, – говорит Ашира после долгой паузы. – Я не стала поднимать эту тему в больнице, потому что мне показалось, что у тебя все под контролем. А теперь… Слушай, эта фигня всплывает весь день и каждый час обрастает новыми подробностями. Сначала ты ее поцеловала, потом, типа, схватила за сиську, а потом засунула руку ей в трусы. А последний пост – это вообще шедевр. Там говорится, что ты сделала себе фальшивый хер и вывалила его на кровать.

– О боже. – От ужаса и стыда я моментально трезвею. – Я сделала себе хер? Из чего же? Зашла в ванную и набрала там втулок и пузырьков? Меня привлекают девушки, но никакими херами я вообще не интересуюсь.

– Тролли насчет таких мелочей не заморачиваются, – смеется Эш.