Зерна граната

– Какой же? – певуче спросила Пхе Кён.

– Насколько медлителен тот яд?

– Однозначного ответа нет. А значит, яд будет действовать до тех пор, пока Луна не решит, что все кончено.

Юстасу подумалось, что Юэлян намеренно тянет время. В чем же причина промедления?

Но Фердинанд Спегельраф не выказал ни грана нетерпения. Похоже, он окончательно принял правила чужой игры.

– Благодарю вас, белоликая, за этот увлекательный экскурс в классическую поэзию.

Он приблизился к Пхе Кён и старомодным жестом поднес ее руку к губам. Юстас сам не ожидал, как обожжет его раздражение.

Герцог же истолковал его взгляд иначе.

– Если ты не знал, кисэн в этой стране – наиобразованнейшие женщины. Многим нашим аристократкам далеко до них, несмотря на гувернанток и учителей.

Пхе Кён слегка порозовела, то ли от похвалы, то ли от церемонного поцелуя. А Юстасу подумалось, что именно ее – умной, элегантной и хитрой – не хватало их молчаливой команде заговорщиков. И теперь все должно прийти в гармонию.

#12. Бумажные войны

Стоило бы перестать читать газеты. Он не раз говорил об этом Чайке, скупавшей их пачками. Преувеличивал по привычке, но сетовал: они-де мешают людям общаться, когда те сидят, отгородившись друг от друга резко-пахучими ворохами бумаги, только и годной, чтобы потрошить на ней рыбу. Чайка на это обычно советовала отвалить, пока по шее не надавали. От типографской краски все время пачкались пальцы и лицо, когда она чесала нос или щеку.

Олле не покупал свежих выпусков. Еще не хватало тратить на них гроши! Прочитанные и уже ненужные газеты часто оставляли на скамейках и парапетах – там он их и подбирал. Анхен косилась с отвращением, будто он ел из помойки.

У Этель газеты никогда не пропадали зря. В них заворачивали картофельные очистки; их комкали и пускали на розжиг печи; ими, смоченными в воде, заклеивали щели в окнах, чтобы сквозняки не пробирались в теплое нутро Театра; невидимые заботливые руки рвали листы на квадраты и раскладывали в туалетных комнатах. Дрянная бумага была везде к месту.

Но только теперь у Олле появился настоящий повод их читать. Даже два.

Первая новость могла появиться исключительно на первой полосе. Миннезингер так часто воображал себе, как увидит фотографию герцогини Спегельраф рядом с королевой, что однажды ему приснилась сама статья. Приснилось, как он прочитал ее, не запомнив ни слова, и что чувствовал при этом – радость, облегчение, ревность, тоску. Наутро с ним осталось только последнее.

Ожидание второй новости заставляло его читать всю газету целиком, от кричащих заголовков в пол-листа и рекламы табака до некрологов и анекдотов. Все потому, что он сам не знал, что именно ищет. Это должно было быть что-то такое… Такое, что вывело бы его на убийцу шефа Роттенмайра. Он бы узнал, он бы почувствовал, как свежий кровавый след.

Но время шло, а вестей все не было, и газеты оставались лишь газетами – грудами рыхлой макулатуры со слегка размазанными буквами.

В этот раз ему попалась свернутая в трубку «Болтушка», оставленная на столике уличного кафе. День только начинался, а кто-то уже успел проглотить свежие новости вместе с кофе и маковой булочкой. «Болтушка», конечно, была невесть чем, легким чтивом для курсисток и дам полусвета. То ли дело «Хестенбург сегодня» или «Голос Комитета», но удача иногда принимает причудливые формы.

Анхен ожесточенно зевала, не пытаясь прикрыть рот. Даже слезы выступили.

– Ну и что слышно нового о корсетах? – наконец выдавила она между вдохами.

– Полемика продолжается, но пока без изменений. А модистка фрау Мюрриг советует подшивать к нему подушечки, увеличивающие зад.

– Да они издеваются!

Они свернули с широкого бульвара и вдоль канала брели в сторону рабочего района, ощетинившегося коптящими трубами. Рабочие уже находились на своих местах, а торговцы еще и не думали открывать лавочки в этом квартале – кому они нужны до обеда? Поэтому улица казалась пустынной. Заброшенной. Последние клочки тумана под ногами и смог над головой – самое подходящее место для падальщиков вроде них.

– Тебе-то что? – хмыкнул Олле, не глядя на девушку. Первые страницы газеты были сплошь расчерчены рекламой, замаскированной под статьи и подборки бредовых советов, но Олле не упускал ни детали. – Следишь за каждым писком моды?

Шпилька была слишком топорной, от такой и ребенок бы отмахнулся, но Анхен вспыхнула, как спичка.

– Болван! Это ты сцапал «Болтушку»!

– Что касается информации – я всеяден.

Он вздохнул, как страдалец, несущий тяжкое бремя. Все это – не отрывая глаза от прыгающих строчек и иллюстраций «утонченного силуэта сезона». Наконец среди бесчисленных рекомендаций по отбеливанию кожи и привлечению покровителей наметился просвет в виде светской хроники. Едва пробежав по ней взглядом, Миннезингер остановился посреди дороги, как автомат с истекшим заводом.

Мимо, покачиваясь и выпуская клубы едкого черного дыма, прозвенел трамвай. Анхен заметила, что подопечный не шагает рядом, и поплелась назад, скрипя зубами.

– Ну что там еще? Революционный способ пользоваться щипцами для завивки, не оставшись лысой?