Зерна граната

Он бережно свернул газету и спрятал во внутренний карман куртки. Похоже, самое важное на сегодня он узнал, а остальное можно просмотреть позднее.

– Золотце, ты сегодня просто блещешь остроумием, – Олле всплеснул освободившимися руками и слегка поклонился. Нутро его клокотало, будто змеиное гнездо. – Шутишь, как из решета сыплешь. Но ты не думай, я не осуждаю. Всяк должен радоваться, когда наш монарх наконец очнулся… Виват, Антуан Первый! Виват!

***

Невидимая поддержка воспринимается как нечто само собой разумеющееся. И речь идет даже не о родных, что оберегают болезненный сон и разжигают огонь зимней ночью. Дело Крысиного Короля, сама основа власти над городом, зиждилась на молчаливом покровительстве его брата. Насколько Олле удалось разузнать, отношения между сиблингами были прохладными. Они не встречались за семейными ужинами и не обменивались новостями за партийкой в штосс, но Теодору Роттенмайру отчего-то многое сходило с рук. Ему и его маленькому уродливому королевству под холмом.

С пришествием к власти нового шефа полиции – красавчика с чахоточным румянцем – сразу стало ясно, что прошлое осталось в прошлом и Крысам придется приспосабливаться. Тот факт, что шеф Спегельраф приходился старшим братом Луизе и младшим – королю, забавлял Олле донельзя. Город будто смыкался вокруг него живым карнавальным кольцом, где нет места одиночеству и бездействию.

Обжевав тему убийства Вильгельма Роттенмайра во всех леденящих душу подробностях, некоторые из которых были чистой выдумкой, труженики печатной машинки набросились на Сыскное ведомство в целом. На страницы газет полилась грязь, копившаяся долгие годы. Было там и попустительство во время смутных лет, и рост преступности по всей стране, и баснословные взятки. Но, вместо того чтобы заткнуть рот журналистам и решить проблемы тихо, молодой герр Спегельраф дал «Хестенбургу сегодня» большое интервью. И взялся вычищать конюшни голыми руками – полетели головы, усилилось патрулирование районов с плохой репутацией, начались громкие аресты. Тогда-то Олле и сообразил, что молодой шеф – та еще дубина и вряд ли задержится на посту надолго.

Но, как ни крути и как бы опасен ни был промысел, Крыс отправляли собирать «фиалки» по всему Хестенбургу. Тот, кто сказал, что деньги не пахнут, был завзятым лжецом: от бледно-лиловых гульденов несло потными ладонями и страхом. Костяшки на кулаках Олле несколько раз спустили кровавую корку и задубели, тугие свертки купюр каждый вечер отправлялись в казну, а долг все не уменьшался. Уменьшалась только надежда когда-нибудь вырваться из этой процессии в никуда.

В день, когда стало известно о «воскресении» короля, все шло не по плану. Лавка гончара с его расписными пивными пинтами оказалась заколочена, а мясник – тот еще тюфяк с голоском кастрата – наставил на них с Анхен ружье и пригрозил позвать постового. В таких случаях к бунтарям отправляли громил повнушительнее, но в глубине души Олле радовался за тех, кому хватило смелости противостоять. Отчаянно и глупо.

Все его существо требовало подходящей песни. Миннезингер шел, упруго отталкиваясь от брусчатки и насвистывая мотив, на который должны были лечь слова, примерно такие:

Жили-были в столице два короля,
Тра-ла-ла, тра-ла-ла, тру-ля-ля;
Один – душегуб и ворюга – другой,
Один – на горе, а другой – под горой,
Лучше б город объехать дугой!

Анхен не разделяла его воодушевления. Угловатые брови хмурились, и она шевелила губами, что-то подсчитывая в уме. Наверняка деньги.

– Ягненок, не томи. По глазам вижу, что ты пришла к неутешительным выводам.

– Если бы у тебя были мозги, ты бы тоже к ним пришел! – немедленно взвилась девушка. – Целый день промотались впустую. Что мы скажем, когда притащимся в Угол с пустыми руками? Хоть бы грош от обычной суммы!

– Если тебя устроит грошик, я могу пощипать публику. Только не здесь. Помнишь тот милый бульварчик с кучей кафе? Ставлю последний глаз, что в карманах тамошних гуляк завалялась парочка.

На этот раз она даже не съязвила.

– Не твоя территория. Да и дело не в том, что устроит меня…

– О, дай угадаю! – Олле обогнал ее и теперь пятился задом. – Нас ждет страшная кара, и Риппс скрутит нас в бараний рог!

Она вздрогнула, явно представляя Риппса с его ручищами-окороками и маленькими безжалостными глазками – лучший и в то же время худший из громил Теодора.

– В целом угадал. Лягушка вчера всю ночь зубами плевался.

– Вот ведь… – Он почесал затылок, натертый повязкой. – Тогда предлагаю сбежать!

Анхен молча уставилась на него. В ее взгляде читалось многое, что знали они оба. Что ей ужасно, до глухой боли между ребер хочется бежать не оглядываясь. И вечное крысиное клеймо, и то, что далеко им не уйти. И что, когда их найдут, все будет гораздо хуже.

– Скажи, что пошутил, ты, кусок конского навоза, – прошипела она.

Олле снисходительно закатил глаз. Можно было и не пытаться.