Зерна граната

– Я помню все, что ты говорил, – горячо забубнила Жизель в спину Дона. Она всегда чувствовала, когда тот оттаивал. – Если хочешь, я вообще не буду покидать твой кабинет! Ну придумай же что-нибудь. Я тут с ума сойду, честно. Всех слуг изведу.

Он наконец обернулся и бережно сгреб Чайку в медвежьи объятья.

– Вот за что ты мне такая неугомонная?

– Тебе другой и не надо, – хмыкнула девушка, понимая, что ее взяла.

– Обещаю подумать.

– Думай быстрее. Невмоготу мне!

– А как же?..

– Да справлюсь я!

Между ними повисло молчание, разбавленное только редким ворчанием грома и шепотом дождя. Сад за окном размыло, как нарисованный серо-зеленой акварелью.

– Можно я послушаю? – тихо спросил Борислав.

Чайка прыснула. Ее всегда смешило, как голос грозного Дона менялся от нежности.

– Что ты там услышишь? Разве что по уху схлопочешь. И то, если повезет.

– Я везучий.

Он опустился перед ней на колени, но даже так ему пришлось согнуть спину, чтобы приникнуть к ее слегка выпирающему животу. Жизель положила руки ему на голову и закрыла глаза, в которых закипали нелепые слезы.

Потоки воды превратили мир за окном Белой усадьбы в неразборчивое месиво, где слились грязь, деревья и бледное зимнее небо. Где-то далеко в этой грязи дорогие ей люди погибали за чужие деньги по ее вине.

«Только бы успеть все исправить! Как же мне успеть?»

***

Много веков назад александрийцы пришли на Иберийский полуостров, жадно, неразборчиво расширяя свою империю. Но раскол, занявшийся в сердце их государства, чуть не привел к его падению. И они отступили, оставив дикарям, поклоняющимся Смерти, лишь отпечаток своей культуры в виде языка.

Пытались захватить рыжую, богатую только медью, оловом и глиной землю берберские полководцы, но им не хватило организованности. Но все же часть иберийцев успела унаследовать после их набегов карие глаза и смоляные кудри. Чем южнее кровь, тем увереннее она заявляет свои права.

Иберийские короли убивали друг друга, возводили и стирали границы, строили и рушили крепости, но так и не сделали свою страну процветающей. Ни одна из эпох, пережитых этим народом, так и не была названа золотой. Хотя несчастливые люди имеют привычку заявлять, что предкам их жилось лучше, – самообман, не приносящий даже утешения.

В то время как Кантабрия с ожесточением развивала промышленность, покрываясь наростами мануфактур, фабрик и заводов, пока люди из низших слоев боролись за равноправие и добивались его, Иберия жила контрабандой, морским грабежом и берберским дурманом. Вооруженные альгуасилы вытягивали последние жилы из крестьян, тех кнутом погоняли местные правители – алькальды, а последние паршивыми псами стелились перед знатью в Кампо дель Оро.

Что до пиратов, то они состояли на государственной службе, но королевская семья неизменно отрицала это перед разгневанными александрийцами. Время от времени пиратов показательно вешали и поднимали вокруг казни столько шума, что с ней не мог сравниться ни один праздник. Бандиты, в свою очередь, отрывали кусок от добычи корсаров, чтобы как-то прокормить свои семьи. Сложно сказать, переступали ли они грань, тогда как разбоем занималась вся страна от коронованной макушки до черных пят.

Борислав любил рассказывать об истории, о социальной несправедливости, о перспективах, о прогрессе и регрессе, но Чайке это было совсем неинтересно. Лучше уж рассчитать ходы грядущей операции, вычислить затраты и прибыль… Но рассуждать о том, как неправильно устроен мир, – увольте!

Что в этом толку? На словах мир и жизнь каждого человека еще хуже, чем на самом деле. Взять хоть ее: живет да живет, всегда могла прокормить себя и найти кров. А если разбирать все на словах, то выть хочется: мать бросила, отца убили, лицо изуродовано… Не нужно болтать, нужно дела делать, чтобы после и вслух было не стыдно сказать о том, как прожил жизнь. В этом они с Милошевичем были единодушны.

Он бы начал действовать и раньше, но, когда обратился к Мейеру с идеей пронести революцию дальше на Юг, тот лишь отмахнулся.

– Это не наше дело. Тем более не твое. Займись-ка лучше картами – так от тебя будет польза.

Но карты больше не давали Бориславу ощущения всемогущества, ради которого он раньше садился за стол с зеленым сукном. Чудовищные суммы, которыми ворочала сеть их игорных домов, теперь казались не целью, но средством. Жоакин был несравненным управляющим поместьем, но держать под контролем бюджет целой страны – это далеко не то же самое, что отсчитывать монеты работникам лесопилки. Борислав и Якоб могли бесконечно водить его за нос, утаивая настоящие цифры. Однако Милошевич быстро пресытился роскошью и свою долю решил вложить во что-нибудь более интересное. Более масштабное.