Ж. Замечательных людей

До начала 20-го века дама с папиросой была социальным изгоем, и из-за табу на женское курение табачные фабрики теряли половину потенциальных доходов. Родоначальник PR Эдвард Бернес (племянник Зигмунда Фрейда, между прочим) предложил концепцию продаж, завязанную не на необходимости, а на символе. Женщины не нуждаются в папиросах, но они будут их покупать, потому что курение является знаком их социального статуса и позволяет им думать о себе лучше.

Что было сделано: во время традиционного нью-йоркского парада десятку красивых суфражисткок дали в руки по папиросе. А когда журналисты спросили, что это за вызов общественному вкусу, лидерша ответила, что папироса — это «факел свободы», который подчеркивает их равноправие с мужчинами. Мода на курение охватила Америку в считанные месяцы. Леди, которым нравилось думать о себе как о передовых и независимых, начали дымить словно паровозы.

Причина давным-давно ушла в прошлое, а стереотип держится до сих пор. Я ведь и сама взялась за сигарету, чтобы продемонстрировать: Минздрав мне — не указ.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

15 июня 2007 г.

Услышав Зэка в телефонной трубке, я вздрогнула. Предчувствие покатилось: сейчас в какую-нибудь авантюру втащит!

Так и оказалось.

— Твой Ронский еще жив? — спросил Зэк. Голос его звучал бодро.

— Жив, к сожалению.

— Слушай, а ты можешь его привезти к нам на студию? Мы тут снимаем рекламу собачьих консервов и нам мопса не хватает.

Меня подвели тщеславие и жадность.

— А денег дадите?

— Полтинник за съемочный день.

Я посмотрела на Ронского, любовно грызущего садовую галошу. Толстый, вредный, глухой как пень… Артист! Единственная достопримечательность — морщинистая рожа. Мопсов выводили специально для китайских императоров — как живой талисман. Чем больше складок — тем вернее среди них мог затеряться иероглиф счастья. Я как-то спросила Папу Жао, что написано у Ронского на лбу. Тот долго рассматривал его, а потом сказал, что мне лучше об этом не знать.

— Завтра пойдешь отрабатывать жратву, — сказала я Ронскому.

На студии нас ждал мужик в тренировочном костюме.

— Меня зовут Фрэнк. Я — тренер, — представился он. — Можно посмотреть вашу собачку?

Ронский покорно терпел, пока Фрэнк заглядывал ему в пасть и уши.

— Нормально. Он обучен каким-нибудь командам?

Я перечислила жизненные достижения Ронского. «сидеть», «лежать», «дай лапу», «чтоб ты сдох!» (при этом мой питомец валится на спину, подкатывает глаза и начинает хрипеть).

— Правда, он глухой и понимает только язык жестов, — пояснила я.

Фрэнк сдвинул кепку на затылок.

— Интересно. А еще что он умеет?

— Может сделать «По приютам я с детства скитался».

Я вытащила из кармана конфету, и Ронский тут же сделал трагическое лицо, сел на попу и замахал передними лапами.

— О, то, что надо!

Внутри съемочного павильона царил хаос. Штук десять разнопородных собак гавкали, чесались и заглядывали друг другу под хвосты.

Ронский заметил в толпе аппетитную пуделицу. Я дернула поводок.

— К ноге!

Он растеряно посмотрел на меня: «Мама, там же девочки! Там любовь!»

— Какая тебе любовь? Ты же кастрированный!

Ронский трагически передохнул: «Ах, да. Я забыл».

На Зэке была белая куртка, высокий колпак и белоснежный фартук. Он должен был играть графского повара, которому поручено накормить хозяйских собак.

— Мардж, привет!

Я смутилась. Он был такой открытый, праздничный, накрахмаленый. А я всю дорогу репетировала, как сухо поздороваюсь и пройду мимо.

Молчать было неудобно.

— Как карьера? — спросила я.

— Хорошо. Вчера фашиста играл, сегодня повара, а завтра буду Рим разрушать. Мне только что агент позвонил: HBO телесериал снимает, и им нужны вандалы. Я как раз подхожу — у меня даже опыт работы имеется.

Зэк рассказал, как у них в школе засорился женский туалет, и во дворе поставили пластиковую кабинку. Забравшись на верхний этаж, они с пацанами дождались, когда директриса вошла внутрь, и скинули на крышу кабины шарик с водой. Крышу проломило, директриса без трусов выскочила — а эти негодяи засняли все на камеру.

— Ну вы козлы!

— Знаешь, как меня папка ремнем отходил? А потом еще из школы отчислили.

Все вернулось на круги своя. Мы с Зэком болтали и хихикали — точь-в-точь как раньше. Не пойму я этого мальчишку. То он сильный и очаровательный, а то серый и протухший. Но себя я понимаю еще меньше… Зачем я потащилась на эти дурацкие съемки? Нервных потрясений захотелось?

Фрэнк позвал собачников к себе. Режиссер объяснил диспозицию:

— Здесь у нас графская кухня, здесь повар — он варит обед. В открытую дверь вбегают собаки, рассаживаются вокруг повара… Все знают команду «сидеть»?

— Все…

— Отлично. Потом цирковые собаки показывают номера и требуют в награду собачьи консервы. Остальные сидят смирно для массовки. Понятно?

— Понятно…

Звуковики выставили микрофоны, включились юпитеры.

— Мотор!

Собачья свора ворвалась в кухню.

— Сидеть! Сидеть! — зашипели владельцы.

Я помахала Ронскому рукой, и он сел вместе с остальными. Но тут ему вспомнилось, что он давным-давно не мыл свои причиндалы.

— Стоп! Стоп! — заорал режиссер. — Это что?!