Жаботинский и Бен-Гурион

2. «План Маршалла» — выделение Соединенными Штатами финансовой помощи для восстановления экономики послевоенной Европы — касался всех стран, пострадавших в войне, включая проигравших (даже идеологические противники, СССР и страны Восточного блока, получили приглашение в нем участвовать). Этот план касался всех, кроме Израиля, поскольку ЛАГ пригрозили бойкотом странам, протянувшим руку помощи еврейскому государству.

3. Израиль был на грани экономической катастрофы. Денег, собранных среди евреев диаспоры, было недостаточно, чтобы закупить продовольствие, стабилизировать экономику, улучшить финансовое положение страны и абсорбировать новых эмигрантов (в конце 1951 года количество репатриантов достигло 690 тысяч, превысив численность ишува накануне провозглашения государства).

Бен-Гурион, понимая, что ради выживания государства придется принимать непопулярное решение, после выступления Аденауэра обратился к Нахуму Гольдману, председателю исполнительного комитета Всемирной сионистской организации, с просьбой тайно встретиться с канцлером. В первых числах декабря он согласовал с Гольдманом условие, при котором Израиль готов начать переговоры о репарациях: они могут начаться при предварительном согласии Западной Германии выплатить Израилю около миллиарда долларов репараций в качестве компенсаций жертвам нацизма (еще 500 миллионов долларов Израиль требовал от Восточной Германии).

Тайная встреча Аденауэра и Гольдмана состоялась в Лондоне 6 декабря 1951 года. Канцлер без колебаний выразил готовность выплатить Израилю около миллиарда долларов репараций и подтвердил это в личном письме к Бен-Гуриону.

Бен-Гурион понимал, какой взрыв эмоций вызовет сообщение о тайных контактах представителей правительства с немцами, и все же, заручившись письмом канцлера, он решил обратиться к Кнесету за получением разрешения на проведение переговоров. Но вряд ли он предполагал, что общественное негодование, вспыхнувшее после оглашения этой новости, объединит против него и левых, и правых, и вызовет протесты, по своему накалу самые мощные за всю историю современного Израиля.

По мере приближения январского заседания Кнесета, на котором предстояло обсудить вопрос репараций, МАПАМ и Херут организовали демонстрации протеста, в которых участвовали сотни тысяч израильтян. Эти партии, обладавшие в сумме 33 мандатами и бывшие непримиримыми идеологическими противниками, объединили свои усилия (напомню, отряды Пальмах, руководимые офицерами, членами МАПАМ, потопили «Альталену» и разгромили Эцель). Непримиримую оппозицию возглавил Бегин, лидер Херута. Но и среди однопартийцев Бен-Гуриона не было единогласия. Многие его сторонники также выступили против немецких денег, которые они называли «кровавыми», и, требуя отказаться от прямых переговоров с наследниками убийц, приводили дополнительный довод: соглашение позволит Германии частично реабилитировать себя в глазах мирового сообщества и откроет ей дорогу в международные организации.

Бен-Гурион это понимал, но, будучи прагматиком, принял одно из самых трудных решений, которое ему пришлось принимать на посту премьер-министра Израиля — решение, потребовавшее от него немалого морального мужества.

7 января 1952 года Бен-Гурион выступил перед Кнесетом. Подчеркнув, что речь идет исключительно о компенсации стоимости награбленного еврейского имущества, а не о «деньгах за кровь» и что материальные претензии к Германии не закрывают «исторического счета», ни разу не произнося слова «прямые переговоры» (это подразумевалось в контексте сказанного), он попросил депутатов в принципе одобрить получение репараций с Германии.

Свою речь он закончил призывом не позволить наследникам убийц продолжать пользоваться плодами грабежей и разбоя: «Никакая материальная компенсация не может покрыть это преступление чудовищных размеров. Как бы значительна ни была компенсация, она не заменит потерянных человеческих жизней, не сможет искупить страдания и муки мужчин, женщин, младенцев, стариков и детей. Но и после гитлеровского режима немецкий народ <…> продолжает наслаждаться плодами резни и разбоя, ограблений и грабежей имущества уничтоженных евреев. Правительство Израиля чувствует себя обязанным потребовать от немецкого народа возврата украденного и похищенного. И пусть награбленное не принесет добра убийцам нашего народа!»

В то время, когда он произносил речь, в Иерусалиме на площади Сион, находящейся в 150 метрах от Кнесета, с гневом и страстью Бегин выступал с балкона второго этажа перед огромным стечением народа:

«Этого не будет никогда, в противном случае это будет настоящая война не на жизнь, а на смерть. Правительство Израиля, которое договорится с немцами о выплате репараций, не будет иметь права называться не только еврейским правительством, но и просто правительством <…> Мы расстанемся с нашими женами и детьми, возможно, мы опять будем голодать, возможно, вновь пойдем на виселицы, но никогда, никогда этого не произойдет в Израиле».