Жадина платит дважды

– Единственные отпечатки, найденные на бумаге, принадлежат Даше, но еще раньше письмо держал человек в перчатках, – сказал он. – Так что вполне может быть, что эта была и сама Алина. Отпечатки явно не мужской перчатки.

– Значит, Сергея вы не отпустите? – печально спросила Алинина бабушка.

– Пока повода нет, – развел руками лейтенант.

– А что с бородатой дамой? – спросила Мариша. – Она вам рассказала, кто был тот человек, которому она продала отраву?

– Об этом после, – сказал лейтенант.

Проводив Антонину Александровну до двери, он вернулся к нам.

– Она сказала, что яд у нее покупал Кеша.

– Клоун Иннокентий! Не может быть! – воскликнули мы хором. – Мы с ним сто раз болтали, у него совсем другой голос. Она врет.

– Минутку, вот показания гражданки Саркисян Елены Павловны, – сказал лейтенант. – Можете сами изучить.

Ничего криминального в них нет, хотя, конечно, как поглядеть.

Мы с жадностью схватили два густо исписанных листка.

Из них следовало, что Саркисян продала гражданину Иннокентию Михайлову, работающему клоуном на передвижной ярмарке, отраву для насекомых в количестве ста граммов.

– В частности, для тараканов, – прочитала Мариша. – Какая чушь, да этой отравы в любом магазине завались! Зачем клоуну понадобилось покупать какое-то сомнительное снадобье, когда под рукой есть и «Рейд» и «Комбат»?

– Она сказала, что тараканы были какие-то особо живучие, их обычная отрава не брала, а Кеше позарез нужно было извести насекомых. Она сделала ему какую-то убийственную смесь по рецепту своей бабушки.

– Ну и как, подействовало?

– О результатах я ее не спрашивал, – сухо ответил лейтенант.

– А что, прошу обратить внимание, этот же клоун сказал о своей встрече с режиссером Никаловским? – спросила Мариша. – Помните, мы еще фотографии приносили.

– Помню, – вздохнул лейтенант. – А что значит ваше «прошу обратить внимание»? У клоуна с режиссером была встреча, Иннокентий и не отрицал. Повод, я бы сказал, был просто трогательный. Режиссер просил Иннокентия достать ему Алинину вещь. Хотел сохранить на память.

– Какую вещь? – хором спросили мы.

– Любую, на усмотрение клоуна. Режиссер подозвал его, тайком приехав на ярмарку, и попросил об этой услуге, так как сам он по понятной причине не решался идти в фургончик Никиты, где и жила Алина. А клоун улучил момент, зашел и взял щетку для волос и пару кружевных чулок, в которых Алина иногда выступала.

– Чушь, он ничего ему не передавал, – фыркнула я. – Я же глаз с них не спускала.

– Ты могла и не заметить, ведь смотрела сквозь кусты, – миролюбиво возразил лейтенант. – В любом случае нам нечего предъявить клоуну. Вы ведь не слышали, о чем они там разговаривали? И магнитофонной записи их разговора у вас тоже нет?

– Нет, – покачала я головой.

– Вот видите, эта версия отпадает, – почему-то обрадовался лейтенант. – Сейчас главное найти Алину или доказать, что она мертва. У меня в камере сидит человек, обвиняемый в убийстве, а жертва разгуливает где попало, оставляет свои телефоны, пишет письма и шлет телеграммы.

Непорядок это.

Лейтенант не сказал нам, что утром его уже вызывало к себе начальство и он имел очередной весьма неприятный разговор. Подполковник поинтересовался, как долго он еще намерен держать в клетке невинного человека, и, между прочим, сказал он, сам генерал тоже интересовался этим делом. Лейтенант мигом смекнул, откуда ветер дует. Выходит, противная бабка убитой Алины не зря распространялась о своих поклонниках, до одного из них ей даже удалось добраться и нажаловаться ему на свою несчастную судьбу, раз в дело вмешался сам генерал.

Теперь лейтенант с тоской вспоминал своих непритязательных алкоголиков, которые, едва совершив преступление, шли каяться. А тут полно подозреваемых, но что-то никто каяться не торопится. А еще эти две девки, которые путаются под ногами и выскакивают в самых неожиданных местах. Того и жди, что и их прихлопнут, отвечай потом.

Запереть, что ли, и их в камеру? Все равно, как говорится, семь бед – один ответ.

Мы с Маришей не поняли, почему лейтенант уже десять минут задумчиво смотрит на нас, не произнося ни единого слова. И об опасности, над нами нависшей, даже не подозревали, когда он отпустил нас по домам, в очередной раз взяв с нас клятвенное обещание не вмешиваться в это дело.

На этот раз устной формой он не удовольствовался, пришлось писать ему расписку, которую заверил опер Сергеенко, должно быть, решивший, что у лейтенанта окончательно съехала крыша.

Выйдя от следователя, Мариша сказала:

– Дом у залива под контролем, там и без нас обойдутся, машина хозяина дома тоже наверняка в розыске, если не гниет на дне реки, или уже превращена в кучу запчастей.

И для чего нужна милиция? Ничего-то не могут, даже выведать правду у бородатой дамы и Кеши о том, что они там затеяли, не смогли. Ни за что не поверю чуши, что они наплели нашему лейтенанту. Вещь на память, ха! Все приходится самим делать.

– Мариша, мы дали расписку, – напомнила я ей.