Бастилия! При этом слове ужас охватил Робера. Ночью он просыпался в холодном поту, не верил, что он лежит в собственной постели в собственной комнате, а не на соломенном ложе в тюремной камере. Днем при каждом шорохе ему чудилось, что за ним пришли. "Пропади все пропадом! Что мне король, госпожа Помпадур, Фирмен? Я хочу жить и выхожу из игры, пока не поздно!" В первое время да и спустя годы Робер старался успокоить свою совесть: "Фирмен сам понимал, что ему угрожает Бастилия. Если бы даже я не посодействовал этому, он все равно рано или поздно угодил бы в тюрьму".
Услуги, какие оказал Робер, ценятся дорого. Правда, Эжени осталась непреклонна и после исчезновения Фирмена не захотела его видеть. Между тем завербовавшие Робера лица требуют от него дальнейших услуг. Ведь в Париже то и дело появляются памфлеты, брошюры, стихи, направленные против двора, а порой и против самого короля. Надо узнать, кто их пишет, кто печатает. Хорошо! Робер согласен! Он не гнушается любой работой. Если нужно - пишет донос, если нужно - переодетый, смешивается с толпой, слушает, примечает. Но за это он хочет получить другое имя, дворянство, карету с гербом. Он их получает. Только Эжени по-прежнему не пускает его к себе. Он приезжает еще и еще раз... "Она помешалась", - говорят ему люди, добровольно принявшие на себя заботу о ней.
Бианкур схватился за голову. "Да, Фирмен был такой человек, что, полюбив его, Эжени уже не могла его забыть и полюбить другого". Фирмен! Эжени! Как давно все это было! Не надо вспоминать! Пуайе он или Бианкур - все равно, немало слез пролито по вине того и другого. Но эти слезы его не трогали. Сколько обличий переменил он за это время: сегодня - важный чиновник, завтра - торговец, на следующий день - актер. Сегодня у него на боку висит шпага, а вечером, глядишь, он уже носит брыжи - туго накрахмаленный воротник, натянутый на проволоку. Вот он в обличье писаря с длинными волосами, вот пехотинец со шпагой. А назавтра уже прогуливается по бульварам и на Новом мосту, опираясь на палку с золотым массивным набалдашником. И кто из парижан поверит, что это одно лицо. Парижане знают, что город кишит королевскими шпионами, но не подозревают, что их целый полк, только они все одеты по-разному и меняют свою форму чуть не ежедневно. Да, Бианкур ни от чего не отказывался, выполнял все поручения. Зато ему была дана свобода и возможность вершить крупные финансовые сделки. Он хотел денег, много денег, и он их имел. А когда надо было убрать с дороги врага, ему давали приказы в запечатанных конвертах - чистый листок бумаги, таивший в себе страшную судьбу для любого человека.
Что ж, теперь все прошло, все давно забыто! Робера уже не волновала участь Эжени, а Фирмена поглотила Бастилия, где он окончил или окончит свои дни. Но почему же тени этих забытых людей - тени прошлого вновь бродят здесь, не дают ему покоя?
Уехать скорей! Вот что ему остается. "А после меня хоть потоп!" - повторил он знаменитые слова Людовика XV.
Бианкур нажал кнопку. В дверях появился Люк.
- Попросите ко мне господина Гийома. И срочно!
В кабинет вошел секретарь. Он и не догадывался о душевном состоянии своего хозяина.
Едва ответив на приветствие Гийома, Бианкур молча указал ему на стул и многозначительно спросил:
- У вас есть новости?
Секретарь отрицательно покачал головой.
- Ну, а у меня новости есть, и плохие.
Секретарь насторожился.
- Надеюсь, это не помешает вашему отъезду?
- Я тоже надеюсь. Но все может измениться в последнюю минуту. Дело в том... - Бианкур оглянулся по сторонам. - Я полагаю, ни Люка, ни Мориса нет поблизости, и я могу говорить с вами с полной откровенностью.
Секретарь безмолвно подошел к дверям и, удостоверившись, что рядом никого нет, вернулся и почтительно сказал:
- Я весь внимание.
- Каким-то образом в Париже стало известно о нашей последней сделке... продаже партии зерна в Англию. Когда я говорю: в Париже, я имею в виду лавочников, ремесленников, этих крикунов стряпчих и всех тех, кто слоняется без работы, а следовательно, постоянно жалуется на голод... Я считаю поэтому целесообразным поторопиться с отъездом. К сожалению, сам я не успею закончить все дела, кое-что придется поручить вам...
Лицо Гийома вытянулось.
- Простите, я хочу задать вам один вопрос. Считаете ли вы, что, оставаясь в Париже, я буду в безопасности?
- Вы не можете уехать, бросив все дела. Да и куда вы могли бы уехать?
- Да хотя бы к моему батюшке, в Бретань...
- Боюсь, что это невозможно. Осталось сделать еще очень много. Этот проклятый адвокат Карно и его помощник Адора затягивают продажу моего особняка и имения в Провансе. Я не настолько им доверяю, чтобы разрешить закончить сделку без меня. Здесь нужен глаз да глаз... Я полагаю, что вы-то как раз и замените меня. Кстати, напрасно вы думаете, что в Бретани спокойно. И там бунтуют крестьяне...
Гийом молчал.
- Разумеется, ваши услуги будут оплачены в двойном, тройном размере...