Зежер
Баруа
Люс
Зежер. Если бы тогдашнее правительство было на высоте, то не мы, а оно добивалось бы истины!
Люс. Вы замечаете только дурное, Крестэй. Вы не видите наступающих перемен. Республиканский строй обладает драгоценным качеством: это единственный строй, который можно усовершенствовать. Дайте демократии время снова вступить на правильный путь.
Крестэй. Все-таки недопустимо, чтобы те, чья политика не имела ничего общего с нашими устремлениями, бесцеремонно претендовали на плоды наших усилий. Помните историю пресловутой картотеки! Те, кто посмел организовать систему доносов в армии, не постеснялись прикрыться нашими принципами перед лицом палаты!
Зежер. Парламентская болтовня!
Баруа
Крестэй
Люс
Крестэй. Зачем спорить против очевидности? Начиная с секретного досье девяносто четвертого года и вплоть до отказа уголовного отделения суда рассматривать дело – я уже не говорю о процессе Эстергази и о процессе Золя, – все сопровождалось нарушениями закона.
Люс. Крестэй!
Зежер
Взгляды Баруа и Люса встречаются. Баруа молча отводит глаза.
Крестэй. Вопрос должен быть поставлен по-другому, Зежер. Говорили, будто два года подготовляли кассационный суд, а тем временем, за эти два года, состав суда сильно изменился… Но я говорю не об этом.
Баруа
Крестэй. Ну и что же!
Баруа. Однако есть ведь предел человеческим силам.
Крестэй. Вы думаете так же, как и я: вы довольно часто высказывались в этом духе в своем «Сеятеле».
Баруа, улыбаясь, опускает голову.
Тем более что представлялся прекрасный случай передать дело новому военному суду… Генералы, чьи недомолвки повлекли за собой осуждение Дрейфуса в девяносто девятом году, категорически опровергли, во время расследования в уголовном отделении суда, всю историю о документе с пометками кайзера! Достаточно было бы им повторить свои показания перед военным судом, и обвиняемого наверняка оправдали бы.
Люс. К чему препираться? Ваш пессимизм, Крестэй, чрезмерен – даже сегодня.
Баруа
Зежер
Все улыбаются.
Баруа подходит к Люсу проститься.
Крестэй