Жан Баруа

Люс. Видите ли, все горе в том, что французский народ – это народ, который мало интересуется моралью, и вот почему. Уже много веков во Франции политике и выгоде отдают предпочтение перед правом. Придется перевоспитывать народ… Правда, мы не достигли нашей цели, но все же приблизились к ней, и рано или поздно достигнем ее. (Пожимая руку Крестэю.)И что бы вы ни говорили, Крестэй, век, начавшийся Революцией и кончившийся Делом, – славный век!

Крестэй (с грустной насмешкой).Это также и век лихорадки, утопии и сомнений, век скороспелых начинаний и неполадок. Рано еще давать ему оценку. Может быть, о нем скажут: век бутафории!

Аллея в Булонском лесу.

Теплый вечер.

Возбужденный Крестэй ускоряет шаг.

Крестэй (доверительно).На людях, вы видели, я горячусь, говорю увереннее… Но когда я остаюсь один, вот тут-то… Нет, мой дорогой, кончено: я не могу больше отделываться словами… Я слишком много видел и слишком хорошо знаю, что такое жизнь: ярмарочный балаган – вот что она такое! Добро, долг, добродетель – подумать только! Маскировка своих эгоистических инстинктов – вот что нас в действительности занимает. Мы – просто паяцы.

Баруа (взволнованно).Полноте, полноте, вы говорите ужасные вещи!

Крестэй (резко).Человек – таков, каков он есть. И я понял это только недавно. Я не просил жизни, особенно такой, какой она была у меня…

Баруа (прибегая к последнему средству).Разве вы сейчас не работаете?

Крестэй (разражаясь смехом).Да, мои книги! Из меня вышел прекрасный образец неудачника, а?… Искусство! Это всего лишь слово, как Справедливость или Истина: слова эти ничего не означают, они пусты, как червивый орех, и ради них я в восторженном порыве жертвовал всем. Искусство! Человек, этот жалкий калека, хочет что-то прибавить к природе, хочет творить.Творить! Он! Просто смешно!..

Баруа слушает его с сжавшимся сердцем: так внимают реву урагана, треску деревьев, завыванию бури…

Послушайте, друг мой! Если бы я начинал заново жить я бы уничтожил в себе честолюбие, я бы смеялся сам над собойдо тех пор, пока не перестал бы верить во что бы то ни было! Я бы постарался любить жизнь только в самых скромных ее проявлениях: лишь они не переполняют невыносимой горечью, которую не в силах сносить человек. Подбирать мельчайшие крупинки счастья… только так человеку дается немного радости… прежде чем он умрет… ведь жизнь неизбежно кончается… ямой!

Он произнес последние слова с тоскливым страхом.

Баруа в изумлении смотрит на него.

Крестэй умолк. Он делает несколько шагов и вдруг, как будто ему не хватает дыхания, выдержки, указывает рукой на поперечную аллею.

Я вас покидаю, мне туда…

Нескладный, в траурной с развевающимися полами одежде, он, сгорбившись, быстро удаляется; Баруа смотрит ему вслед.

Дочь

I