Жан Баруа

Не произнося ни слова, он выходит из комнаты. Руки его дрожат от нервного напряжения.

Он открывает ставни.

Улица спокойна, как обычно, только в окнах и на балконах – группы любопытных.

Под разбитыми фонарями, пламя которых колеблется и тухнет от ветра, прохаживаются полицейские.

Служитель. Сударь, пришел привратник и с ним комиссар полиции: будут составлять протокол…

II

17 февраля 1898 года.

Дворец правосудия: суд присяжных, десятый день процесса Золя.

Заседание прервано.

Зал набит до отказа. Публика, не покидая мест, переговаривается, оживленно жестикулируя. Всюду – мундиры военных, золотые аксельбанты, нарядные платья дам. Люди указывают друг другу на знаменитости: старших офицеров Генерального штаба, известных актрис, журналистов, актеров, депутатов. Заслон адвокатов в черном отделяет всю эту пеструю толпу от возвышения, где стоит судейский стол, над которым возвышается мелодраматическое распятие работы Бонна. [42]

Воздух едкий, удушливый; временами стремительная волна симпатии или ненависти прорезает и сотрясает его, как сильный электрический ток.

В первых рядах кресел группа настороженных людей, беседующих вполголоса: Арбару, Баруа, Брэй-Зежер, Крестэй д'Аллиз, Вольдсмут; среди мужчин – загадочный силуэт Юлии.

Три часа.

Сильное движение распространяется от дверей и охватывает толпу. Поток вновь прибывших с трудом просачивается в зал; студенты в беретах, адвокаты в мантиях взбираются на высокие перила, отделяющие судей и присяжных от публики, устраиваются на выступах, на подоконниках.

Люс настойчиво проталкивается сквозь шумную толпу, провожаемый враждебным ропотом; наконец он достигает места, которое Баруа занял ему возле себя.

Люс (тихо, Баруа).Я оттуда… предстоит бой. Большинство присяжных склоняется к оправданию Золя. В Генеральном штабе отдают себе в этом отчет, они сильно встревожены… Они попытаются нанести удар, сегодня или завтра.

Внезапно наступает тишина, но она длится недолго: входит суд.

Амфитеатр заполняется: появляются судьи в красных мантиях; сохраняя торжественную серьезность муниципального шествия, попарно входят присяжные.

На скамью обвиняемых, рядом с издателем «Орор», усаживается Эмиль Золя; позади них, окруженные секретарями, защитники: Лабори, Альбер и Жорж Клемансо.

Глухой гул сотрясает зал.

Золя и Лабори поворачиваются направо, откуда раздается свист. Золя сидит, положив обе руки на набалдашник трости, поджав ноги; его морщинистое лицо, неуловимо напоминающее мордочку ежа, озабочено; при каждом движении головы стекла пенсне поблескивают, обостряя живость взгляда. Он медленно обводит глазами всю эту ненавидящую его толпу, и взор его, словно отдыхая, на мгновение задерживается на группе сотрудников «Сеятеля».

В главном проходе показывается человек в мундире. Слышится шепот: «Пелье… Пелье…»

Твердым шагом генерал направляется к свидетельскому месту и резко останавливается.

Баруа (Люсу).Вот… Они бросили в атаку Пелье!

Волнение в зале достигает такой степени, что генерал нетерпеливо оборачивается и окидывает толпу взглядом; его воинственное лицо, аристократическая осанка, неумолимая властность всего облика заставляют людей замолчать, впрочем ненадолго.

Председатель, толстый человек с круглым бритым лицом, обрамленным бакенбардами, на котором выделяются тонкие и сжатые губы, делает гневное движение; но он не в силах водворить тишину.

В шуме, который мало-помалу стихает, раздается четкий голос генерала; можно различить отдельные слова: «…Неукоснительно следуя закону… дело Дрейфуса… Прошу слова». [43]

Голоса. Тише, тише.

Генерал де Пелье. Я употреблю слова, которые любит повторять полковник Анри: «Вы хотите знать правду? Хорошо!»

Его металлический голос вызывающе звенит в обширном зале, застывшем наконец в молчании.

Во время интерпелляции Кастлена произошел факт, на который я хочу обратить внимание. В военном министерстве – заметьте, я не говорю о деле Дрейфуса – имелось неопровержимое доказательство виновности Дрейфуса! И это неопровержимое доказательство я видел!

Он поворачивается к присяжным, затем к защите, затем к публике. Вызывающая улыбка появляется на его суровом, как у фехтовальщика, лице.

Во время этой интерпелляции военным министерством была получена бумага, происхождение которой неоспоримо; вот что в ней было написано: «Будет интерпелляция по делу Дрейфуса. Ни в коем случае не говорите о наших отношениях с этим евреем». И бумага эта подписана, господа! Она подписана неизвестным именем, но к ней приложена визитная карточка, на обороте которой сделана пометка о каком-то незначительном свидании; пометка подписана тем же условным именем, которым подписана бумага, а визитная карточка принадлежит…

Короткая пауза.

Публика вздрагивает, потом замирает, затаив дыхание, глядя попеременно то на судей, то на свидетеля, то на Золя, у которого вырывается негодующий жест, то на присяжных: они с облегчением вздыхают, и на их заурядных лицах появляется удовлетворенное выражение.