Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

– Ты не поверишь, Куренок, он посадил помидоры на севере в тени от соснового бора. Даже если они дадут плоды, им все равно не созреть. Турецкий горох он посадил неделю назад, зарыв семена в землю палкой: они все еще не взошли, и держу пари, вряд ли он соберет гороха больше половины салатницы. А лук посадил вокруг большого оливкового дерева, – может, это и красиво, когда лук дает цветущую стрелку, но луковиц-то ищи-свищи! Клубни картофеля он закапывает на глубину в целую руку. Если этот чудак собирается так накормить семью, то у них задница и та обвиснет!

Затем «чудак» принялся сажать клевер и эспарцет на том месте, где предполагалось разводить кроликов: Лу-Папе не нашел что сказать, кроме того, что сделано это было вразрез с лунным календарем и что горбун не умеет разбрасывать семена веером.

– Он их не сеет, а выбрасывает! Все взойдет клочьями, как на голове у Медерика. Хотя какое это имеет значение – без полива все равно вырастет одно «бауко»![23] Глядя, как он работает, я порой не могу удержаться от смеха, но, с другой стороны, расстраиваюсь, и часто просто хочется спуститься к нему, отнять у него инструменты и показать, как это делается!

– Папе, не стоит так переживать! Пусть делает как хочет. Вряд ли это правильно, но нам на руку! – отвечал Уголен.

* * *

Покончив с огородом, горбун пригласил Уголена присутствовать при посадке четырех черных семечек. У стенки вдоль террасы были подготовлены четыре лунки, заполненные гумусом с добавлением ослиного навоза. Зарытые семечки были щедро политы, а дальнейший полив был поручен Манон: одна маленькая лейка на каждое растение. Манон зарделась от гордости.

– Через две недели, – сказал господин Жан, – они перерастут стенку и станут взбираться на навес из виноградных лоз.

На следующий день он принялся за устройство загона для кроликов.

Лу-Папе, которому почти нечего было делать на своем винограднике, время от времени наведывался на свой наблюдательный пункт и однажды увидел, как горбун принялся за рытье рва, в котором предстояло установить проволочную сетку.

Оставшись в одном старом жилете в цветочек, он с размаху всаживал кайло в землю, а затем выгребал разрыхленную почву узким совком для угля.

Время от времени горбун отдыхал в тени оливкового дерева. В эти минуты он вынимал из кармана губную гармошку и наигрывал мелодии провансальских песен, таких как «Магали» и «Мизе Бабет», или песнопений, похожих на церковные. Часто жена, подметавшая террасу под навесом или развешивающая постиранное белье на кустах розмарина, пела под долетавшие до нее издалека аккорды губной гармошки, а иногда под веселые задорные мелодии в пляс босиком по весенней траве пускалась девочка, подняв над головой руки и сложив их в виде ручек амфоры.

Лу-Папе слушал, смотрел, охваченный каким-то непонятным волнением, и думал:

– Ну прямо артисты… Во время престольных праздников или в цирке равных им не было бы… Но этот чудак, что орудует кайлом не лучше священника, тратит и свое время, и свои деньги на работу, которая все равно пойдет коту под хвост…

Он подсчитал, какой длины будет ограда: явно больше ста метров, из чего вывел, что бедняге не справиться, если только он не будет трудиться каждый день целых полгода. Однако скоро Лу-Папе убедился, что, несмотря на музыкальные вставки, ров худо-бедно продвигается на пять-шесть метров в день и что землекоп закончит его меньше чем за шесть недель. Его утешила мысль, что этот отдельный успех сам по себе ничего не значит, поскольку провал затеи с кроликами «в крупном масштабе» неизбежен. А вот Уголен казался обескураженным.

– Папе, этот горбун меня пугает. Он все сажал как попало, но все прекрасно растет: тыквенные плети доходят мне до колен, ограда почти окончена, а он сам, вместо того чтобы худеть, набирает вес… Если в этом году он преуспеет хоть немного, то наверняка продолжит…

Лу-Папе только пожимал плечами и ничего не отвечал. Уголен старался определить размеры наследства горбуна, исходя из его трат, чтобы понять, сколько времени тот еще продержится… Либо подсчитывал карандашом прямо на деревянном столе, какие баснословные суммы он сам теряет каждый день из-за этого «полоумного».

От беспокойства он даже забывал о еде, в то время как господин Жан казался довольным тем, как у него все получается, отличался отменным аппетитом и демонстрировал здоровый цвет лица, сияющий взгляд и огромное удовольствие от жизни, которое выливалось в ежевечерний концерт на губной гармошке.

Однако в один прекрасный день, когда горбун качал воду, чтобы поливать огород, он услышал странное урчание, донесшееся из цистерны, а Манон, стоявшая посередине огорода, держа шланг с медным наконечником, закричала: «Вода не течет!»

Он зажег свечку в фонаре и опустил его на веревке на дно цистерны: забирающая воду труба не доставала до воды, которой оставалось совсем немного, на самом дне.

Это ничуть не обеспокоило его.

– Все предусмотрено! – крикнул он. – Я думал, у нас воды еще на пару дней, но я все предусмотрел; если ночью не пойдет дождь, завтра примем меры.