Жан-Жак Руссо

Общаясь с элитой города, Руссо почувствовал, как из него улетучивается женевская суровость. Вот он, довольный собой, как истинный искатель приключений, со шпагой на боку бродит по улицам Лиона. Еще в Шамбери, вдохновившись Овидием, он сделал первые наброски «Ифиса» — «трагедии для Королевской академии музыки». Ифис у него — это, конечно, он сам — хотя и «любовник незнатного происхождения», но любимый сразу двумя герцогинями. Здесь же, в Лионе, воспользовавшись советами Жака Давида, он взялся дописывать «Открытие Нового света» — оперу, начатую еще в 1739 году. Ее сюжет — о добродетельном дикаре — был уже не нов: Христофор Колумб сталкивался там с непреклонной гордостью старейшины индейского племени. Текст был достаточно избитым, но музыка — это признал даже Давид — местами свидетельствовала о настоящем мастерстве. Жан-Жак старался быть галантным, он писал стихи для мадемуазель Т., танцовщицы. Когда интендант Паллю шепнул ему, что некая дама находит его привлекательным, он сочинил для нее игривый мадригал. Жан-Жак открыл для себя, что можно быть богатым, но любезным, что в роскоши есть свое очарование, а в обществе людей — привлекательность.

Как домашний наставник он чувствовал себя менее уверенно. Ему были доверены два мальчика: Франсуа-Мари и Жан-Антуан. Первому из них не было еще и шести лет, а второму — пяти, и с ними было не так-то легко управляться. Не имея практического опыта, Жан-Жак сделал упор на теорию. Так, он составил «Памятку для г-на Мабли о воспитании его сына». Наставник, утверждал он, должен быть любим, но также и авторитетен, и потому его сразу нужно облечь необходимым авторитетом.

Телесные наказания не допускаются, но должна существовать гибкая система поощрений. Что до самого обучения, то оно должно быть «нацелено на сердце, здравый смысл и ум» — именно в таком порядке, так как нравственное развитие должно идти впереди знаний. Приобретение знаний Руссо называет «обзором, рассмотрением»: зачем забивать юный ум богословскими абстракциями, которые пока ему не даются, перегружать его латинскими темами, древнегреческой и римской историей — и при этом ничего не рассказывать об истории его собственной страны?

У молодого гувернера на всё был собственный взгляд. Никаких лекций о морали — вместо этого делаются простые и точные замечания, но как бы невзначай: например на прогулке. Необходимо развивать в ребенке прямодушие — позднее оно укрепит его разум; формировать в нем нравственные суждения и для этого с раннего возраста помещать его в общественную среду. Что касается собственно содержания обучения, то латынь — только в форме изложений, и при этом следует создавать «центры интереса»; затем — история и география, но излагаемые живо, без всякой сухости. Никакой риторики и схоластической философии — немного логики, математика, естественная история, а для юношей — основы естественного права; для телесного развития — верховая езда и фехтование. В результате должен получиться «честный человек, вежливый кавалер, храбрый офицер и добрый гражданин».

Этот проект свидетельствовал о том, что Жан-Жак хорошо усвоил то, что прочел. Он был современен, хотя его рационалистическая программа еще далека от того, что Руссо предложит как образец в своем «Эмиле» с его «отрицательным воспитанием». Он пока еще уделяет большое место раннему приобретению знаний и чтению, он нацелен прежде всего на подготовку ученика к занятию определенного положения в обществе. Проект ограничивал религиозное воспитание преподаванием «принципов христианства» и «основ морали», не перегружая ученика катехизисом и догматикой.

«Памятка» стала для Жан-Жака еще и предлогом для самоанализа, первой попыткой объяснить собственное поведение. О нем говорят, что он склонен к грусти и мизантропии. Это не совсем верно: возможно, ему не хватает общительности, но он не жесток и не угрюм, разве что ему вредит склонность к меланхолии — неудивительная черта в том, кто привык к невзгодам, одиночеству, болезни. Он робок, хотя и не слишком зависит от чужого мнения, но и не дикарь. Он не отвергает окружающий мир, но слишком чувствителен, раним по пустякам, легко теряется, если не находит понимания. В общем, он уже осознал свое отличие от других, но еще не готов нести за него ответственность.

Всё это, конечно, было интересно, но в конце года стало очевидно, что большого таланта наставника у Руссо нет, и контракт с ним не продлили. Жан-Жак грустил о прошлом, о Шарметте, о Матушке, убаюкивал себя иллюзиями, что всё можно вернуть, и всё будет, как прежде. В мае 1741 года он отправился в Шамбери. Мадам де Варан приняла его хорошо, потому что по природе своей была добра, но ему хватило полчаса, чтобы понять, что он здесь лишний. Вообще-то ему и самому было здесь скучно: после Лиона Шамбери — глухая провинция. И наконец, дела у Матушки шли совсем плохо, надвигался крах.