В июле 1741 года Руссо вернулся в Лион, где продолжил общение с друзьями и знакомыми и даже затеял любовную интрижку. Десять лет назад, возвращаясь из Парижа, он увидел в монастыре Шазо маленькую Сюзанну Серр, тогда одиннадцатилетнюю девочку, а потом опять встретил ее во время своего недолгого гувернерства в семействе Мабли. В «Исповеди» этот эпизод описан романтично и трогательно. Девушка не осталась равнодушной к Жан-Жаку и отнеслась к нему с полным доверием — это спасло его от искушения злоупотребить им. Но она была бедна, и у него тоже не было гроша ломаного за душой — так можно ли было «поженить голод и жажду»? И Жан-Жак устранился.
Он опять оказался на распутье. Вернуться в прежнюю неизвестность и одиночество? Но Лион успел привить ему совсем другие вкусы. Раньше, в «Саду мадам баронессы де Варан», он воспевал уединение и забвение. Теперь; в своем «Послании г-ну Борду», Руссо предстает перед нами колеблющимся, двойственным. Разве его идеал возврата к первобытному равенству не был наивной химерой? В конце концов, город, «этот полный соблазнов приют детей Плутоса[17]», имеет и свои преимущества. А разве бедность часто не скрывает за собой «склонности к пороку и преступлениям»? Да и как стремиться к счастью и следовать добродетели, если приходится протягивать руку за куском хлеба? «Нет мудрости там, где царит нищета». Воспевая «невинный промысел», дающий «наслаждения жизни», Руссо ловит себя на мысли о том, что роскошь, искусства и торговля содержат в себе немало хорошего.
Еще откровеннее звучит его «Послание г-ну Паризо». Как истинный женевец Руссо ненавидел роскошь и неравенство, но жизнь в Лионе сделала его менее категоричным. Теперь он полагал, что «ничто не должно быть чрезмерным — и даже сама добродетель»; более того — «и если б равенства гораздо больше было — не принесло бы оно обществу добра». Устав от «жестких принципов» и «безумных речей» сурового республиканца, Жан-Жак не знает, какой позиции придерживаться в главном вопросе своего века. Он еще не готов защищать ту идею, к которой придет позднее. Какой смысл сражаться с ветряными мельницами — вместо того чтобы делать так, как делают все? «Особость» личности Руссо, которая должна будет стать его силой, пока для него лишь помеха.
Жан-Жак метался туда-сюда, как мышь в лабиринте. В январе 1742 года он опять вернулся в Шарметт, заболел там, и Матушка, как всегда преданная, выхаживала его. Весной он выздоровел и стал помогать ей приводить в порядок ее счета, всё более путаные. Бедная женщина не хотела замечать пропасть, разверзавшуюся у нее под ногами.
Оплакивать прошлое — напрасный труд. Надо думать о будущем. У него возникла идея о новом способе нотной записи, который может облегчить обучение музыке. Этим можно сделать себе карьеру, но только в Париже, потому что только там смелым улыбается фортуна. В тридцать лет это для него последний шанс.
Жан-Жак продал свои книги, большой глобус Коперника, телескоп и другие «безделушки». Напрасно он уверял себя, что думает только о том, как однажды вернется, чтобы положить свои «трофеи» к ногам Матушки. Вероятнее всего, он понимал, что больше не вернется, потому что обычно мы не возвращаемся туда, где уже ничего не можем найти.
Воспоминания о мадам де Варан… Он еще сам не знает, как тяжело они будут давить на него и как ее образ посетит его за несколько недель до смерти в заключительных строках его «Прогулок». У нее были слабости, ошибки, малодостойные поступки, но она была добра, великодушна, и она любила его, дала ему приют и время для того, чтобы созреть, когда он в этом так нуждался. Без нее — что было бы с ним? Ему не хватило бы всей жизни, чтобы измерить, чем он был ей обязан.
В конце июля лионские друзья снабдили Руссо рекомендательными письмами. В его дорожном мешке — его будущее: проект нотной записи, рукопись «Нарцисса» — комедии, набросанной в Шамбери, и 15 луидоров. И ничего более. В дальний путь нужно отправляться налегке; Славный Перришон оплатил ему место в дилижансе.
В ПОИСКАХ УДАЧИ
Дилижанс уносил Жан-Жака в сказочную страну. В ожидании удачи, которая обязательно должна его найти, он устроился в Латинском квартале в отеле Сен-Кантен. Здесь всё было ему противно: сама улица, отель, комната в нем. Не теряя времени, он побежал знакомиться с влиятельными лицами, к которым у него были рекомендательные письма. Именно благодаря такому письму знаменитый естествоиспытатель Реомюр помог ему представить в Академию наук «Проект, касающийся нового способа записи в музыке». Если кратко, то в нем предлагалось убрать нотный стан, оставив одну линейку, и заменить ноты цифрами, обозначающими определенные интервалы по отношению к тонике. Продольные черточки обозначали диезы и бемоли, а использование точек и запятых уточняло различные значения.