Жанна

Арким начал зачитывать сократовский диалог, Жанна внимательно слушала. Где-то через минуту пришёл приор-настоятель, вслушался, услышал ключевые слова «Сократ говорит», «Отвечает ему Критон», «Афины», «корабль с Делоса», а затем помчался на выход, искать кого-то.

Арким продолжал как ни в чём не бывало, но отметил про себя, что приор-настоятель вернулся с тремя писарями, которые начали стремительно записывать слова меча на пергаменты. Но контекст был потерян.

– Дух меча, молю тебя, начни с начала! – попросил святой отец Франсуа.

Сам он слышал от давно мёртвых братьев из предыдущего поколения, что меч иногда, когда у него случается подходящее настроение, дословно озвучивает труды античных авторов, древнеримских и иногда даже древнегреческих. Но это случается столь редко, что у них в монастырском скриптории имеется лишь девять списанных со слов меча трудов. Имеется жемчужина этой небольшой коллекции: «Начала» Евклида. Монахи не были дураками, многие много где учились до пострига, ни один из них никогда не встречал «Начала». Арким этому был не удивлён, ибо точно знал, что тексты данного произведения полноценно реконструировали лишь в девятнадцатом веке, скомпилировав арабские переводы и найденные при раскопках папирусы. В пятнадцатом веке такое просто невозможно.

Монахам потребовалось два поколения, чтобы понять, что в их руки попало настоящее сокровище, цены которому просто нет. В душе каждый монах понимал, что с мечом лучше шутки не шутить и не досаждать ему, но упускать моменты откровений они позволить себе не могли.

Арким стал для них кем-то вроде Дракона Пустоты, который очень опасен, но может дать бесценную информацию.

Впрочем, делился информацией меч неохотно, потому что знал, что правильно использовать языческие тексты через призму фанатичного христианства попросту невозможно и это будут лишь напрасные слова, изречённые попусту.

Другое дело, что Жанна может очень многое извлечь из трудов античных авторов: начиная от структуризации её врождённого гуманизма, заканчивая окончательной научной формулировкой её интуитивного чувства справедливости, чтобы одно не смело мешать другому.

Он мог бы использовать труды учёных-философов из XXI века, но античные философы писали как-то душевнее, проще и понятнее.

– На сегодня достаточно, – увидев, что внимание девочки начало рассеиваться, остановился Арким спустя почти час неспешного повествования. – Завтра, если будет желание услышать завершение истории.

Жанна поднялась с колен, признательно кивнула и молча направилась в свою комнату, осмысливать услышанное.

Приор-настоятель был недоволен столь внезапному завершению сеанса связи, даже несколько раз ожидающе глянул на алтарь.

– А ты думал, что всё на блюдечке достанется? – раздалось из-за алтаря. – Люди работали сотни лет, чтобы найти и воссоздать это. Скажи мне спасибо за то, что я вообще позволяю вам присутствовать при беседе с писчими приборами. Назовёте данный диалог «Критоном», авторство, предположительно, Платона или его ученика, но это не точно.

Приор-настоятель смиренно кивнул и убыл с писарями прочь, разбираться с записями.

//Часовня Сэнт-Катерин-де-Фьербуа, 12 июня 1420 года//

– … итак, переходим к страдательному залогу, – продолжал Арким. – Но для начала вспомним действительный залог. Слушаю.

– Эм, действительный залог, то есть activum… – начала Жанна.

Арким решил, что письменный французский ей особо не нужен, ведь 98 % населения Франции банально не умеет писать и не знает, что говорит конкретно на среднефранцузском языке, так как классификации развития французского языка ещё не придумали.

Все аристократы в обязательном порядке обучаются латыни, причём худшей её форме, то есть вульгарной латыни. Вообще, вульгарная латынь, фактически, со временем мутировала во французский язык, но настолько сильно обросла всяким лишним дерьмом, что мало её напоминала. А всё из-за того, что германцы, оккупировавшие землю романо-галлии, ассимилировались, утратив собственный германский язык и начав говорить на народной латыни. Карл Мартелл ещё говорил на древнефранкском, но его потомки уже говорили на старофранцузском, что есть мутация латыни под воздействием древнефранкского языка.

Так как аристократы преимущественно владеют народной латынью, следовательно, Жанне было лучше учиться писать на ней же, ведь орфография французского будет меняться, усложняться, что-то будет безальтернативно потеряно, а вульгарная латынь дойдёт до эпохи научного метода в неизменном виде, поэтому исторически надёжнее, чтобы Жанна оставляла документы именно на этом языке. Потом будет меньше кривотолков.

Классической латыни Арким её учить не стал по ряду причин: её здесь никто не поймёт, ну и с классической латынью у исследователей будущего будет гораздо больше проблем, чем с народной. Плюс, это создаст кучу ненужных вопросов.