Жанна д'Арк из рода Валуа

И тут удача улыбнулась в первый раз! Как по заказу, в те же самые дни, в Пуатье приехал вернувшийся из Англии герцог Бретонский. Потихоньку расспросив прислугу и узнав, что переговоры о выкупе из плена брата герцога Артюра де Ришемон снова зашли в тупик, Ла Тремуй вспомнил историю с несчастным Бернаром Арманьякским и напросился на аудиенцию к герцогу, якобы желая помочь и дать некоторые советы. Герцог Бретонский, зная, что Ла Тремуй сам был в английском плену, его охотно принял, ничего нового для себя, конечно же, не узнал, но был покорён страстным желанием помочь, обходительными манерами и состраданием посетителя. Поэтому, когда речь зашла о причинах пребывания Ла Тремуя в Пуатье, туманные намёки на «очень важный разговор, от которого многое зависит», были признаны вполне убедительными, вследствие чего встреча с дофином скоро состоялась. Герцог под свою ответственность провёл посланца из Труа в покои принца и деликатно оставался в стороне, пока шёл разговор.

Ла Тремуй подготовился к этой беседе со всем возможным старанием. Он долго и цветисто объяснял причины, по которым не мог назвать имя доброжелателя, давшего ему поручение, и упирал при этом, в основном, на свою неподкупную преданность. Но, когда заветные слова, ради которых он приехал, были произнесены, стало ясно, что ловкий царедворец не подготовился к тому единственному, что и случилось – дофин, точно так, как и Ла Тремуй, не имел представления о том деле, в которое герцог Бургундский собирался вмешаться, а потому оценить доставленную информацию не только не сумел, он её попросту не понял!

Это обескураживало. Но, видимо, Удача была в те дни в хорошем настроении и, начав улыбаться, продолжала делать это не переставая. Пытаясь «удержать лицо», дофин, как смог, скрыл своё неведение, но приказал Ла Тремую немедленно собираться и ехать, вместе с ним в Бурже, чтобы слово в слово повторить все мадам Иоланде.

«Отлично! – думал Ла Тремуй во время бешеной ночной скачки. – Встреча с герцогиней – это то, что надо! Кажется, со всем своим умом и со всей ловкостью, мадам замахнулась на несколько дел сразу, а это чревато ошибками. Если она действительно что-то затевает и держит Шарля в неведении, значит, это „что-то“ не совсем законно! И слава Богу! Уверен, при таком раскладе я неплохо сумею развернуться!».

Он терпеливо прождал в Бурже целый час, моля Господа только о том, чтобы его предположения о незаконности действий мадам Иоланды оправдались. И они оправдались, судя по слишком сдержанному виду герцогини, по тому, что приняла она его очень приватно, лишь в присутствии дофина и господина Дю Шастель, и по тем беспокойным взглядам, которые этот последний неумело пытался скрыть.

– Вы должны сказать, кто вас послал, сударь. Иначе, согласитесь, весь дальнейший разговор не имеет никакого смысла.

Герцогиня смотрела и говорила холодно. Образ Ла Тремуя, почему-то, плотно ассоциировался у неё со смертью бедного Луи. И, даже если бы она старалась, не смогла быподавить интуитивную антипатию к этому господину. Но она и не старалась.

– То чудо, на которое вы намекаете и, которое я, якобы, готовлю, нам не известно. И предупреждения тайного доброжелателя, в этом случае, выглядят, по меньшей мере, странно, если не сказать – провокационно. Или вы называете имя пославшего вас, или мессир Дю Шастель немедленно арестует вас, как шпиона.

«Ах, как держится!», – невольно восхитился Ла Тремуй.

Вопрос герцогини его нисколько не обескуражил. Напротив, он его ждал. И, разобравшись в положении фигур на этой доске, давно уже продумал единственно возможный для себя ход. Поэтому, скроив на лице покаянную мину, он опустился на одно колено и, низко пригнув голову, словно от стыда, выложил, слово в слово, всю беседу с королевой, последовавший за этим разговор с герцогом Бургундским, а в конце гордо прибавил:

– Как видите, мне нечего скрывать, мадам. Ваше неведение достаточно очевидно показало, что поручение, данное мне, лишь обходной маневр. Вероятно, её величество, желая отвлечь внимание его светлости от каких-то своих дел, выставила меня тайным гонцом, которого не будет жаль, когда его вздёрнут на дыбу, либо сразу же в Труа по приказу герцога, либо здесь у вас по приказу его высочества. Моя роль жалка. Но, устраивая собственные дела, мадам Изабо, судя по всему, вот так изощрённо поквиталась и со мной за помощь в делах покойного графа Арманьякского…

Голос Ла Тремуя обессилено потух, а опущенные, словно под тяжестью воспоминаний, плечи, явили всем, и в первую очередь дофину, великолепно исполненную скорбь по погибшему графу…