Жанна Д'Арк, Орлеанская Дева

Историки расходятся во мнениях по поводу причин, заставивших Жанну нарушить обещание и, невзирая на угрозу костра, надеть мужское платье. По одной версии, основанной на свидетельстве Жана Масье, Жанну вынудили к этому охранники: «Вот что случилось в воскресенье на Троицу (27 мая)… Утром Жанна сказала своим стражникам-англичанам: «Освободите меня от цепи, и я встану». Тогда один из англичан забрал женское платье, которым она прикрывалась, вынул из мешка мужской костюм, бросил его на кровать с возгласом: «Вставай!», — а женское платье сунул в мешок. Жанна прикрылась мужским костюмом, который ей дали. Она говорила: «Господа, вы же знаете, что мне это запрещено. Я ни за что его не надену». Но они не желали давать ей другую одежду, хотя спор этот длился до полудня. Под конец Жанна была вынуждена надеть мужской костюм и выйти, чтобы справить естественную нужду. А потом, когда она вернулась, ей не дали женское платье, несмотря на ее просьбы и мольбы».

По другой версии, основанной на показаниях самой Жанны, она одела мужской костюм добровольно, как протест против произвола судей, не выполнивших своего обещания перевести ее в женскую тюрьму, освободить от кандалов и допустить к мессе и причастию. «Спрошенная, почему она надела мужской костюм и кто заставил ее надеть его, отвечала, что она надела его по своей воле и без всякого принуждения». Эту тему очень подробно разрабатывает В.Райцес.

Как бы то ни было, все историки сходятся во мнении, что имела место провокация. Однако, у ревизионистов свое мнение об этом инциденте.

«Подставные лица предложили ей бежать. Жанна не выдержала: облачилась в мужскую одежду, которую перед судьями обязалась не носить более, и сделала попытку к бегству. Ее поймали. Враги в тайне потирали руки. Теперь ей не отвертеться»[6].

На чем основана эта версия — неизвестно.

По мнению ревизионистов, казнь Жанны, последовавшая за этим, была инсценировкой, а Кошон был участником этой инсценировки и одним из «спасителей» Жанны.

«Жанну объявили вероотступницей. Теперь и речи не могло быть о выкупе. Только тайное освобождение. Но какое?

Пьер Кошон и тут не сплоховал. Инквизиторский суд вынес приговор. Довольно странный в таких обстоятельствах. В позднейшей рукописи монсеньера Пьера Кошона (хранится в библиотеке Национального собрания) находим следующее воспроизведение приговора: «… поскольку, как мы только что отметили, ты дерзновенно погрешила против Господа и его святой церкви, мы, судьи, чтобы ты могла предаться спасительному покаянию, со всем нашим милосердием и умеренностью осуждаем тебя окончательно и бесповоротно на вечную тюрьму, хлеб страдания и воду тоски так, чтобы ты могла там оплакивать свои грехи и больше не совершала таких, которые пришлось бы оплакивать».

О костре, если читатель успел заметить, и речи нет»[6].

Откуда же взялся костер? Ведь даже судьи приговорили Девственницу не к смерти, а к пожизненному заключению»[6].

Следует заметить, что вышеприведенная цитата относиться к приговору, произнесенному на Сент-Уэнском кладбище, после отречения Жанны. Разумеется, в нем не было речи о костре! Приговор, зачитанный Кошоном перед казнью Жанны звучал иначе:

«Именем Господним… мы объявляем тебе, Жанна, что должно тебе, как члену гнилому, быть из Церкви исторгнутой, дабы всех остальных членов не заразить… Мы извергаем тебя, отсекаем тебя, оставляем тебя, прося светскую власть вынести над тобой умеренный приговор, не доходящий до смерти и до повреждения членов».

Речи о костре напрямую нет и здесь, однако, эта лицемерная формула обязательно фигурировала в приговорах о передаче в руки светской власти и во всех случаях означала сожжение на костре. Просьбой церкви к мирским властям «милостиво поступить с осужденной», церковь очищалась от крови казнимого, ибо церковь милует, а государство казнит.

Обычно, после передачи осужденного в руки светской власти, служители церкви произносили формулу «Ecclesia abhorret a sanguine» («Церковь отвращается от крови»), после чего удалялись с места казни.

Никто, скорее всего, не собирался держать Жанну взаперти всю ее жизнь. Не было нужды. А вот вывести ее из игры окончательно нужда была у всех. И костер — самая лучшая маскировка для этого. Иди потом, доказывай, кого сожгли на самом деле»[6].

Так появляется утверждение о том, что на руанской площади была сожжена не Жанна, а другая женщина.

«К месту казни привели женщину, у которой на голову был надет капюшон, а сверху капюшона еще и колпак. Неясно, зачем вдруг понадобился капюшон?? Обычно несчастные, осужденные к сожжению, шли на костер с обнаженной головой, если не считать бумажного или картонного колпака, обмазанного, как и рубаха, сернистым составом. Может быть, капюшон оказался необходим, чтобы скрыть лицо бедной женщины?»[6]