Коллекции, представленные Домом Ланвен в 1937 году, отражают охватившее общество волнение, иногда с достаточной долей иронии: «Турбулентность», «Подозрения» – название черного манто с воротником и поясом из серого каракуля; «Неразбериха», «Невероятное», а еще «Тирания» – черное с красным платье, главная идея которого – цвета́.
Многочисленные вечерние платья, длинные, пышные, напоминали о времени до 1914 года, когда роскошные складки спадали по турнюрам нарядов, созданных Пуаре, колышущиеся у колена воланы, иногда они доходили и до щиколоток, например «Доминация» и «Дерзость».
Ансамбль от Ланвен, 1937
Для межсезонья – красочные вечерние наряды: «Прикованная» и «Рабство» – черные длинные платья с широкими рукавами, украшенные на спине аппликациями в виде черных, белых или серебряных колец, обрамлявших ключицы и спускавшихся до колен.
Чтобы наглядно подтвердить солидное положение Дома Ланвен, Жанна продолжала исполнять свои общественные обязанности. В 1935 году она возглавляла секцию Высокой моды на Всемирной выставке в Брюсселе, где представила своим собратьям коллекцию в красных и золотых тонах, исключая модели из меха. В этих нарядах манекенщицы напоминали греческие статуи. Времена моды на «пацанок» прошли, так же как и увлечение нежными девами Аттики. Мадлен Вионне в тот год изменила своей классической манере и увлеклась созданием романтических образов.
Жанна Ланвен, 1930-е годы
В 1937 году Жанна приняла пост президента «Подгруппы А», объединяющей модельное дело, высокую моду для мужчин, галантерею и предметы роскоши, меха и парфюмерию на Всемирной торговой выставке[692]
. Это событие, ставшее важнейшим в Европе в этой области перед войной, проходило с такой пышностью и блеском, что никому не приходили в голову мысли о надвигавшейся угрозе. Павильоны Советского Союза и Германии располагались один напротив другого, хотя в Испании тогда уже шла Гражданская война. Жанна продолжала работать. Желание расширять поле деятельности и страсть искать новые источники вдохновения были в ней все так же сильны. Например, объектом ее внимательного изучения стали коллекции из открытого в 1937 году в зданиях дворца Шайо Музея человека.Вот отрывок из письма, полученного кутюрье из этнологической лаборатории этого музея в 1939 году: «Фотографии, запрошенные Вами для документации, прилагаются; через несколько дней я пошлю еще четыре фотографии. На представленных фотографиях – серия золотых украшений из Кот-д’Ивуара, серия рисунков из Абиссинии и фото разноцветных попон для лошадей и всадников во время праздника в Дагомее»[693]
.Она продолжала создавать коллажи, не прекращая поисков новых идей и образов. Жанна всегда оставалась способной воспринимать разные новинки, в том числе в области рекламы и типографского дела. Как и раньше, коллажи помогали ей находить важные черты своего стиля. В альбоме под названием «После 1938 и 1939 годов» представлена как бы «доска почета» Высокой моды: фотографии наклеены в ряд, на которых мы узнаем Люсьена Лелонга, Эльзу Скиапарелли и Жанну Ланвен.
Напоминанием о ее почетном месте в обществе, о ее славе был нежный металлический звон наград. В 1933 году она стала Командором ордена Нишан-Ифтикар[694]
, в 1936-м – кавалером ордена Леопольда I Бельгийского[695] и ордена «Почета и Заслуг»[696] Гаити. Наконец, в 1938 году Жанна стала кавалером ордена Почетного легиона. Саша Гитри, Командор ордена, на этот раз сам попросил вести прием после церемонии. Его поддержка и помощь, оказанные с радостью и восхищением, сделали их гораздо ближе, чем в 1926 году, после первого присуждения титула ордена. Потом Гитри, друг, писатель, поклонник красивых женщин, посвятил этому событию несколько строк: «Годами Вас осыпают розами, но Вы и сами словно розовый бутон. Такие художники – цветы, их нужно беречь и лелеять. Этим вечером Вам воздают те почести, которых все давно ожидали, и громкий хор восторженных голосов восклицает: “Да здравствует правительство, которое украшает фею!”»[697].А у феи за плечами было уже более пятидесяти лет «государственной службы».
В 1933 году Париж поразили печальные вести. В своей квартире на улице Шеффер умирала Анна де Ноай. Близкие друзья, верные ей уже много лет, знали о ее болезни и страшились неотвратимого исхода. Иногда вечером, словно по волшебству, поэтесса появлялась в свете ярких ламп какого-нибудь парижского ресторана, но в основном проводила время в постели, на которой годом раньше ее запечатлел Вюйар[698]
, подарив миру возможность тонуть в гипнотическом взгляде ее горящих запавших глаз. Каково же было ее последнее желание? Анна хотела лежать в гробу в платье от Жанны Ланвен – ее любимого кутюрье. 30 апреля 1933 года Анны не стало. В феврале 1934 года появилась модель «Сияние» – зеленое вечернее платье с рукавами, украшенными золотым плетением, оно стало данью памяти от Дома Ланвен.