— Погоди, — я с силой потер виски, пытаясь сообразить. — С твоих слов выходит, что некто неизвестный под покровом ночи проник в служебное помещение компьютерного класса и включил капсулы? А те, каким-то образом связались со мною спящим, и закинули в кошмар?
— И меня заодно, поскольку мы с вами связаны, и вроде как в одной команде.
— Бред… И кому такое могло понадобиться?
— Например, человеку, заинтересованному в получении видеозаписей игровых сессий.
Жгучая, как кипяток, мысль обожгла мое сознание: профессор из Москвы, сука… Методологию он приехал менять, как же. Разрабатывать новые подходы и процедуры. Длинные уши Ильи Анатольевича с самого начала торчали за всей этой истории.
А ведь если задуматься, сколько случайностей складывалось в одну логически выстроенную цепочку. Игровое оборудование, подаренное спонсорами школе, что называется ни к селу, ни к городу, поскольку играть в учебном заведении строго воспрещалось. Крупный ученый, специализирующийся на ПТСР, и не имеющий никакого отношения к министерству образования, скорее уж к главному военно-медицинскому управлению Министерства обороны. Диана Ильязовна, записывающая игровые сессии и передающая их профессору. Зачем они вам понадобились, Илья Анатольевич? Что вы хотели на них увидеть?
Я невольно заворочал языком, проверяя восьмерку. Тот самый зуб, что лечил прошлой весною в стоматологическом кабинете школы. «
Пацан, спрятавшийся за колонной, застучал зубами. Поди от нервов… Помнится, Боцман щелкал костяшками пальцев, тем самым успокаиваясь перед боем, а Индус напевал дурацкий мотив без слов. В свое время не спросил, что это была за песенка, а теперь уж и не доведется.
Клацанье усилилось, начиная порядком раздражать.
— Малой, заканчивай, — не выдержал я.
— А?
— Говорю, хорош зубами стучать.
— Так это не я.
Не понял.
Высунув голову в коридор, я обомлел… В метрах десяти от меня находилось существо, крайне похожее на человека. Почему существо, да потому что вместо головы у него был огарок. Словно взяли восковую фигуру музея Мадам Тюссо и оплавили до обезображенного состояния: ни ушей, ни носа, ни глаз — лишь обнаженные десны и бесконечно клацающие зубы. Острые крючья вцепились в рот, выворачивая губы, растягивая их на пределе возможностей.
А еще у него была обугленная до черноты кожа. Точнее так показалось, в тусклом свете электрических ламп. Только получше приглядевшись, сообразил, что это облегающая одежда: кожанный комбинезон с прорезями в районе живота и сосков.
В воздухе отчетливо завоняло гарью. Тварь медленно приближалась, щелкая обнаженными зубами, словно заведенная игрушка. Под толстыми ступнями хрустел песок, тонкими ручейками сбегающий со стен и потолка. Рыжими лужами растекающийся по коридору.
— Малой, ко мне! — проорал я, беря автомат на изготовку. В горле пересохло, а руки вдруг задрожали, мешая целиться. Прошлое, прошлое… Да какое нахрен прошлое. В жизни всякого успел навидаться, но таких уродцев встречать не доводилось. Страшных до усрачки.
Слева затопали — пацану хватило ума не выскакивать в коридор, а пробежать за колоннами. Он плюхнулся рядом, вопросительно уставившись на меня.
— Малой, только не говори, что ты ничего не слышишь.
И он услышал, а еще увидел, открыв рот и округлив глаза от страха.
— Василий Иванович, это же…
— После, — оборвал я намечающийся поток речи и вдавил гашетку. Первые пули ушли в молоко, выбив облачко пыли на стенке. Точку прицела чуть левее, и снова спусковая скоба — есть! От серии попаданий тело уродца задергалось: в левое плечо, в грудь — и снова, и снова. Пятно крови лепестками алого цветка раскрылось над переносицей. Голову существа запрокинуло назад, а сам он бездвижной колонной рухнул на пол.
Легкий, едва заметный дымок исходил от ствола автомата. Закручивался спиралью, растворяясь в воздухе невидимой белой нитью.
Я внимательно вслушивался в тишину — никакого клацанья зубов. Лишь тяжелое дыхание Малого и шуршащий повсюду песок. Снова этот треклятый песок, да чтоб его…
— Василий Иванович, это Щелкунчик из фильма ужасов, — языком, заплетающимся от страха, пробормотал пацан.
— Щелкунчик уже не тот…
— Василий Иванович, я не шучу. Это киношный персонаж, я его недавно по телевизору видел.
— А больше ты никого не видел? Например, бабу, парящую под потолком?
Малой задумался, а я дернул воротник, расстегивая верхнюю пуговичку. Жарко здесь становится — душно, словно в парной. Наружу не выйти, и окон не открыть за неимением оных. А еще этот песок треклятый, сыпется и сыпется, не переставая.
Щелкун продолжал лежать на полу, не подавая признаков жизни. При других обстоятельствах я бы непременно проверил его. Добавил контрольный для порядка, несмотря на пулю, уже засевшую в его голове. Увы, во сне это не имело никакого значения. Если твари нужно будет ожить — она оживет, как в худших кошмарах.