Жар костей не ломит (СИ)

Было у местной молодежи странное увлечение — пробираться по темноте в школу, да куролесить ночь напролет. Особенно популярной считалась зона бассейна, где периодически возникали импровизированные вечеринки. И камеры были, и охрана имелась, и каждый раз одно и тоже. Может потому, что на средствах визуального контроля экономили, а может все дело в охране, которая хоть и была, но настолько хреновая, что считай и не было: целыми днями сериалы смотрела, да чипсы жрала.

Помнится, лет пять назад это приключилось. Я тогда на работу только устроился, поэтому впахивал, как проклятый. Задержался до трех ночи, проверяя новую партию аккумуляторов, ну и услышал звон в коридоре. Вышел посмотреть, а там два балбеса стенд со школьными наградами уронили. Один нарушитель удрал, а второго я загнал в угол. Хотел сразу охрану вызвать, но что-то остановило. Не знаю… может отчаянный взгляд пропащего человека, которому светила условка, а может то, что не кинулся первым в спасительный проход, прикрывая менее щепетильного в данных вопросах напарника.

Всучил я горе-взломщику ведро и велел убрать осколки разбитого стекла голыми руками. Решил проучить малолетку, чтобы на всю жизнь запомнил, каково это — преступать закон. Думал, закончится все на первых каплях крови, но парень оказался на редкость стойким: руки изрезал, залил пол темно-красным, но терпел. Терпел, до последнего, пока не начал бледнеть и пошатываться. Пришлось прерывать процедуру наказания и тащить малого в подсобку — оказывать первую медицинскую помощь, благо аптечка всегда под рукой.

На следующий день пацан заявился в каморку и сказал «спасибо».

— За что спасибо-то?

— За то, что охране не сдали.

— Родители в курсе? — кивнул я на перевязанные ладони.

— Мать в командировке.

— А отец?

А отца у парня не было, вернее был, но только в другой семье.

Поговорили с пару минут и разошлись без претензий друг к другу. Думал, что навсегда, но ошибался…

Уборщику во время работы положено по школе ходить: следить за работой дронов и устранять возникшие неполадки. Я ходил, а пацан рядом ошивался, все выспрашивая про старенький «Вихрь», и какие аккумуляторы используются. Потом зашла речь о принципах работы беспилотников гражданских и военных: полезная нагрузка, типы используемых боеприпасов, дальность полета. Я что, я мог часами об этом рассказывать — пацан же слушал, открыв рот, потому как пацанам про войнушку завсегда интересно.

Дальше больше, про вечно полыхающую Африку, про местные племена что до сих пор живут в первобытнообщинном строе, и о детях, которые натурально пухли с голода и для которых пожрать один раз в день — за счастье было. О минах, что в обилии своем заполонили юго-восточную часть континента, вгрызаясь в ржавую почву африканской саванны. О тушах мертвых слонов, что гибли целыми семьями, забредая в начиненные взрывчаткой поля. О старых калашах, которые выпускались сто лет назад в Советском Союзе, и которые до сих пор стреляли. О луках, что разили стрелами не хуже пуль, и копьях, от которых не спасал даже броник, потому как приловчились бушмены (прим. автора: общее название для многочисленных племен Африканского континента) колоть в горло, да подмышки. А самое главное — о невыносимой жаре, навечно поселившейся в костях.

Совершенно другой мир, дикий и невозможный для человека цивилизованного. Хотя какая в задницу цивилизация, мы отличались от них разве что экипировкой, а сними ее — те же дикари. Сразу вспомнился Бармалей, который натуральным образом жрал человеческую печень. Свежевал трупы врагов и готовил потроха, как какое-нибудь барбекю на заднем дворе в субботний вечер. Верил, что именно печень придает сил и выносливости, потому как содержит микроэлементы, критически важные в условиях саванны. Парни рассказывали, что у Бармалея два высших образования и что он даже успел поработать врачом общей практики в Питере. А по мне так спятил мужик, потому как каждый сходил с ума по-своему, в этой треклятой жаре…

Малой редко заглядывал в мою коморку, обыкновенно подкарауливая в длинных коридорах школы.

— Василий Иванович, как дела! — начинал кричать, едва завидев. — Как старичок поживает?

Это он судьбой «Вихря» интересовался, которому давно место на свалке.

— Не списали пока, старичка твоего, — привычно отвечал я, — пыхтит на первом этаже.

Ну или на втором, или на третьем, в зависимости от обстоятельств.

Сегодня пацан постучался и зашел внутрь, не проронив ни слова. Сел на стул, и принялся буравить взглядом стену напротив.