Жар костей не ломит (СИ)

Стоп, а почему это я перед ней оправдываюсь? С чего вдруг решил довериться словам безумной девчонки, привыкшей манипулировать людьми. Где гарантии, что она не придумывает прямо сейчас, пытаясь вывести на эмоции.

— Ты врешь! — сорвалось с языка злое. — У Дашки было генетическое заболевание от которого толстеют, ты сама это сказала. В психбольницу с подобным диагнозом не кладут.

— А с клинической депрессией?

— Снова врешь! Дашка была большой оптимисткой. Она жизнь любила несмотря ни на что.

— Трудно любить жизнь, когда каждый день вынуждена испытывать боль. А хуже всего то, что болезнь неизлечима, и нет никакой надежды на спасение. Она умоляла родителей позволить ей умереть — вывезти в страну, где разрешена эвтаназия, но вместо этого её заперли в специализированной клинике. Очень гуманный подход — избавиться от родного ребенка, чтобы не видеть его мучений. Закрыть в больнице и забыть… Под конец жизни она осталась одна, если не брать в расчет лечащих врачей.

— Ты откуда об этом знаешь?

— Я лежала в соседней палате. Сначала мы переговаривались через стенку, а потом профессор за хорошее поведение разрешил ходить в гости. Мы много времени проводили вместе: смотрели фильмы, слушали музыку, болтали о всяких пустяках. Девчачьи разговоры о мальчиках, о первых поцелуях.

— Тебя послушать, прямо мать Тереза… Ты же конченная стерва, Мариночка. Откуда вдруг взялась такая забота?

— А кто сказал, что я о ней заботилась?

— Хорошо, не заботилась. Но какая-то причина была, верно? Только не говори, что ты её любила и прочую сопливую чепуху. Все равно не поверю.

— Она любила. Её любви хватило с достатком и на меня, и на врачей, и на весь ублюдочный мир. Знаешь как она вас вспоминала — издевающихся и глумящихся уродов? Ни одного плохого слова не сказала. Вечно выгораживала и защищала, особенно одного тупоголового рыцаря, — поблекшее было безумие в глазах девушки вспыхнуло с новой силой. Вновь задергались губы, пытаясь одновременно улыбнуться и оскалиться. — Она не умела ненавидеть, просто не понимала, что это такое. Зато у меня ненависти хватит на двоих, чтобы стереть глумливые ухмылки. И начну я с тебя.

Я как-то сразу ей поверил. Она действительно меня ненавидела и даже не думала скрывать свои чувства. Не то, что в реальности…

— Что, сладко было её пользовать: лапать грудь, хватать за задницу, мять пухлые ляжки? Ты хуже остальных, Синицын. Обыкновенный придурок, вздумавший поиграть в благородного рыцаря. Ты не пинал ее на лестнице, не обливал мочой, не сморкался в тарелку с едой — ты просто взял и раздавил ей сердце. А что хуже всего, даже сам этого не заметил. Ты просто забыл, вычеркнул толстую девчонку из памяти, как незначительный элемент. Не появись такой урод как ты в её жизни и все пошло бы иначе. Она бы закалилась и стала сильнее, она бы научилась давать сдачу. У неё нашлись бы силы продолжать борьбу и мне бы не пришлось…

Я не понял, как эта безумная оказалась рядом. Лишь почувствовал, как сильные руки оторвали от земли. Затрещала ткань пиджака, ворот рубашки впился в горло. Меня словно кутенка подняли за шиворот и пинком под зад отправили к двери. Я буквально влетел в железное полотно, приложившись лбом о холодный металл.

— Открывай! — потребовали сзади.

Тяжелая дверь молчала, но я прекрасно помнил, что за ней было опасное существо — неведомый монстр, едва не выдравший преграду с корнем. Куски штукатурки под ногами и трещины на стенах тому свидетельствовали.

— Открывай, трус!

Володина ошибалась — сейчас я не боялся. Если только не придется разворачиваться и вновь смотреть в безумные глаза.

Камера под номером 071. Клепаная железная дверь, ведущая в одноместную палату. Эх, Дашка-Дашка… Значит в ней ты провела остаток жизни? Такое себе удовольствие — быть заживо погребенным в психиатрическое клинике, не имея шансов выбраться на свободу. Без родителей, без друзей, но зато со спятившей соседкой за стенкой.

Пальцы нащупали грубую ручку двери… Ты была хорошим человеком, Дашка. Может даже слишком для этого мира.

Ладонь с силой надавила вниз: замок щелкнул, и ручка неохотно подалась. За спиной послышались торопливые шаркающие шаги. Не понимаю, чего ты так боишься, ведьма? Неужели не в состоянии понять одну простую истину — такие люди, как Дашка, после себя монстров не оставляют.

Натужно заскрипели выгнутые от ударов петли. Пришлось навалиться плечом, чтобы приоткрыть дверь. Упереться ногой в косяк, медленно увеличивая зазор — сантиметр за сантиметром. Полотно надсадно пело и скрежетало, оставляя следы на кафельной плитке пола. Еще немного усилий и… есть. Выдав напоследок жалобную серию звуков, дверь замерла.