Жар под золой

— Это и есть война, — серьезно ответил пастор. Он встал и приветливо кивнул Хелен, которая вышла на террасу и стояла в выжидательной позе.

— Итак, приглашаю вас пожаловать в Северный поселок, на южную опушку Амазонии, в понедельник к четырем утра.

Я хотел спросить у него, доволен ли он своим новым сторожем, но вопрос показался мне не совсем уместным. Хелен слышала весь наш разговор, мне ничего не понадобилось повторять, она попросила меня сходить к Франку и передать ему слова пастора.

Но Франк уже был в курсе, потому что пастор побывал у него перед тем, как зайти ко мне, а у Баушульте перед тем, как зайти к Франку.

— Никуда я не пойду, — сказал Франк, — и нечего пастору напускать таинственность... Я теперь хожу только к Паяцу. Люди не стоят того, чтобы для них стараться... Ослы, и больше ничего, сами роют себе могилу... Я сыт по горло, с меня хватит... Кто я такой, в конце концов... Одно утешение — вот выйду через несколько лет на пенсию и получу свободу, о которой всегда мечтал, тогда никто больше не посмеет мной командовать, буду жить, как Баушульте, цветочки разводить, только на крыше... — Франк говорил все это без горечи, но именно его спокойствие больше всего задевало. Он поглядел на меня, спросил: — Хочешь еще что-нибудь сказать? Нет? Ну и ладно.

Баушульте стоял перед своей новой теплицей, поглаживая собаку, а завидев меня, выкрикнул:

— Не знаю, о чем говорил пастор тебе, но я знаю не больше, так что можешь ни о чем не спрашивать.

Он вдумчиво набил трубку, словно ему оплачивали это занятие повременно, но раскуривать не стал, а просто начал сосать холодную трубку. Собака прыгала на него и подвывала.

А потом мы все-таки уговорились в понедельник с первым криком петуха прибыть на южную опушку Амазонии, даже Франка уломали. Франк поддался нехотя, ворчливо, но не исключено, что и его тоже разобрало любопытство, какие-такие чудеса собирается нам продемонстрировать пастор.

Ровно в четыре утра мы четверо — то есть пастор, Франк, Баушульте и я — стояли на южной опушке жиденького лесочка, который местные жители прозвали Амазонией, хотя никто не мог бы сказать, откуда взялось это название, возможно, его выдумали, потому что нигде поблизости вообще не было лесов. Было довольно прохладно, с востока робко поднималось на небо тусклое утро, вокруг нас стояла тишина, только дрозд громко запел, радуясь наступлению нового дня.

— День будет жаркий, — сказал пастор и жестами велел нам сойти с дороги. — Здесь мы только будем мешать, — пояснил он, хотя вокруг, насколько хватал глаз, не видно было ни души.

Мы подошли к кустам и сгрудились поплотней, словно хотели обогреть друг друга. Мне это показалось каким-то ребячеством — четыре взрослых мужика приперлись ни свет ни заря на опушку леса и чего-то ждут.

Пастор действовал мне на нервы, потому что то и дело поглядывал на часы, а в половине пятого воздел руки, словно призывая к молчанию. Впрочем, это был излишний призыв: за все время напряженного ожидания никто из нас не проронил ни слова.

И тут я услышал.

Позади Амазонии взревели моторы, первый — глухо, второй — звонче, а потом я сбился со счета, моторы ревели, и земля дрожала у нас под ногами, а еще через несколько секунд по обеим дорогам, что вели через лес к поселку, загрохотали бульдозеры, экскаваторы, скреперы, краны, а с кранов свисали большие чугунные ядра.

Тяжелые машины на полном ходу ворвались в поселок и принялись давить и крушить все, что ни подвернется. Словно танки, выкатились они из лесу, страшные и громогласные, словно танки, ворвались в поселок, они ломали заборы как спички, они выворачивали деревья с корнем, кругом все громыхало, скрежетало, трескалось. И падали стены домов под ударами чугунных ядер.

Я пришел в такой ужас, что зажал уши, да так и не отнял ладони, даже когда последние машины давным-давно проехали мимо.

Пастор оказался прав: это была война. Прохладным утром, среди мирного города, когда большинство людей еще только вставало с постели, чтобы собраться на работу.

Гибель вырвалась из небольшого лесочка, служившего островком для отдыха женщин и детей и для стариков, которые играли в карты либо в домино на столах, сколоченных из древесных чурбаков. Орудия сноса ринулись из Амазонии на поселок, как танки — в бой.

Это была война.

Пастор первым обрел дар речи:

— Это стоило увидеть. Это было запланировано на уровне генерального штаба. Им удалось до последней секунды сохранить готовящуюся операцию в тайне. Я узнал о ней от коллеги, а он — от одного из тех водителей, которые только что проехали мимо нас; водитель рассказал о ней моему коллеге после бурно проведенного вечера, когда у него в голове все перемешалось. Водитель, надо сказать, был очень горд своей ролью.

— На уровне генерального штаба? — переспросил я. — В каком смысле?