Жар под золой

— Хелен, это тот самый человек, которому я в первый рейс привез ящики. Теперь поняла?

— Нет. Все еще не вижу никакой связи.

— Хелен, теперь я могу тебе признаться, потому что сегодня отказался работать у Бальке. Когда ты переодевалась, я ему позвонил. К человеку из Унны можно было бы отнестись с безразличием, если б в тех ящиках не оказались пистолеты.

— Пистолеты?! — с ужасом воскликнула Хелен и тут же зажала себе рот. — Пистолеты, Лотар? — недоверчиво переспросила она, стиснув мою руку.

— Да. Мы с Франком это случайно обнаружили. Он ведь вспыльчивый, мы не раз с ним ругались... Но в этот раз он вспылил вовремя. Так мы обнаружили пистолеты.

— Боже мой, Лотар, и ты говоришь, что Клаудия поздоровалась с этим человеком, Значит, она знакома с ним?

— Да, Хелен, знакома.

* * *

Церковное кладбище выглядело оазисом в этом шумном и беспокойном городе, оно, скорее, походило на роскошный парк начала века, и прежде всего его старая часть, где среди столетних вязов и раскидистых платанов расположились громоздкие семейные склепы, мраморные ангелы в рост человека и статуи Христа, а под деревьями — гробницы с потемневшим мрамором, зеленым и красным гранитом; издали кладбище походило на рощу, но эта роща была обнесена красной кирпичной стеной выше человеческого роста.

В жару здесь царила тень, а в дождь благодаря широким кронам деревьев дорожки оставались сухими. Лишь после дождя, если от ветра колыхались кроны, на землю капало, но не с неба, а с деревьев.

В свой первый рабочий день я бездельничал: читал на могильных плитах имена, даты рождения и смерти и высчитывал, сколько лет прожили люди, которые здесь были похоронены и превратились в прах под цветами, гранитом и мрамором. Оказалось, что многие умерли, когда им было столько лет, сколько мне теперь, а то и значительно меньше.

Но ни на одном надгробном камне не была указана причина смерти: убийство, несчастный случай, самоубийство, рак, печень, старческая слабость... От чего они умерли, узнать было нельзя.

Я даже испытывал некоторое удовлетворение оттого, что не так уж мало людей, похороненных здесь, умерли более молодыми, чем я сейчас. Но, кроме возраста, надгробные камни не сообщали никаких сведений об умерших, и мне оставалось лишь гадать об их жизненном пути.

В одном углу кладбища на могильных плитах были высечены или нарисованы Железные кресты: можно было не сомневаться, что здесь захоронены те, кто под конец войны погиб в наших местах солдатами — либо в последних перестрелках, либо в госпитале от ран.

В другом углу были погребены иностранные рабочие, главным образом русские, но немало и поляков, югославов и французов, вывезенных в Германию на принудительные работы и умерших еще до окончания войны; и здесь на могильных камнях не было указано причин смерти: то ли кого расстреляли, то ли замучили пытками, то ли кто умер от голода. Этот участок кладбища был ухоженный, хотя почти все могильные плиты заросли плющом.

Церковный совет, зачисливший меня на должность по ходатайству молодого пастора и его старшего коллеги, не вменил мне никаких дополнительных обязанностей, кроме одной: вести себя скромно и почтительно по отношению к участникам погребальной церемонии и к посетителям кладбища.

Я сдал свои документы в церковную контору, и в одно из воскресений старый, но еще достаточно бодрый пенсионер, который был предшественником лежавшего в больнице сторожа и лет тридцать исполнял эту должность на кладбище, ввел меня в круг моих задач и обязанностей.

Поначалу он говорил односложно и поглядывал на меня с недоверием, как бы прикидывая, справлюсь ли я с такой работой. Объясняя что-нибудь, старик больше действовал руками, чем языком. Жуя табак, он время от времени сплевывал, и коричневый плевок описывал большую дугу над чьей-нибудь могилой. Потом он повел меня в будку, где лежали инструменты и была отгорожена каморка для сторожа. В центре каморки стояла старая печка-чугунка.

— За тобой не стоит ни погонщик, ни надзиратель, ты сам себе хозяин, — сказал старик, — делай свою работу и, главное, не стой на месте, будь все время в движении: посетителям это особенно нравится, ты должен быть у них всегда на виду, уходить тебе нельзя... Ну ладно, поработаешь, научишься. Спрашивай меня, я подскажу, что делать, как поступить, чтоб у тебя не было неприятностей ни с посетителями, ни с церковным советом.

Я расчищал граблями дорожки, подстригал небольшие газоны, подрезал живую изгородь, вытирал скамейки, проверял водопроводные краны, чинил все, что можно было починить, выкапывал могилы и закапывал их. При погребальных обрядах мне мало что оставалось делать: основную работу выполняли похоронные бюро, я лишь подносил необходимые принадлежности в покойницкую, да и то не всегда, так как похороны не бывали одинаковыми — существовали разряды, от обычного до высшего, что стоило недешево. Как жил, богато или бедно, так и хотел лечь в землю.

Через несколько дней я уже почувствовал, что не имею ничего общего с городом, порой я казался себе чуть ли не покойником, которого почему-то забыли зарыть в землю.