Жар под золой

Строители-дорожники, завершив работы, забыли у въезда в мой гараж знак сужения дороги. Если бы я сам не убрал его, он простоял бы здесь еще год. Вот так всегда получается: работа окончена, и больше никого ничего не касается — в этом я не раз убеждался.

Я запер гараж, и вдруг мне стало боязно идти домой, почему-то сжало сердце.

И когда я все же вошел в дом, мне показалось, будто в каждом углу затаилась опасность. В доме, как всегда, было чисто и уютно.

В гостиной я подошел к широкому окну и выглянул в сад. «Трава опять подросла, — подумал я. — Надо новую газонокосилку, старая здорово барахлит, а у соседей неохота одалживаться».

Почему Хелен не в библиотеке? Сидит словно каменная на садовом стуле, держит в руке какую-то бумагу, рука дрожит. Я вышел на террасу и со страхом увидел, что Хелен беззвучно шевелит губами. Я подошел к ней, она молча, не поднимая глаз, протянула мне листок.

Почерк Клаудии. Я прочел:

«Дорогая мама, дорогой отец!

Знаю, что вы меня не поймете, но я ухожу из дома. Так я решила. Еще не представляю куда, но куда-нибудь, где мне ничего не будет напоминать о том, что у нас творится. Жить дома я больше не в силах. Должна в этом признаться, хотя понимаю, что вы огорчитесь. Не ищите меня, я совершеннолетняя и могу поступать, как мне хочется. Дам о себе знать, когда сочту нужным, может быть напишу из Франции или из Италии. Не тревожьтесь и поменьше думайте об ипотеке. Позвольте дать вам добрый совет: продайте дом и поживите хоть несколько лет в свое удовольствие.

Клаудия»

Я держал письмо в вытянутых руках. Потом повернулся и направился было к двери, но Хелен удержала меня:

— Не ходи. Я уже всюду посмотрела. Она взяла самое необходимое, свою сберкнижку и украшения. В платяном шкафу почти все осталось.

Ласточки летали высоко над домами. Погода завтра будет хорошая. Откуда-то из поселка доносилось жужжание электрической газонокосилки, мальчишка-подросток опять запустил на всю мощь свою стереоустановку — так, что гремело за четыре дома. Я все это слышал, но был далеко отсюда.

Хелен как застывшая сидела на стуле, ее руки недвижно лежали на коленях, а губы беззвучно шевелились.

Сосед, работавший у себя в саду, к нам не заглядывал, он лишь иногда выпрямлялся и вытирал тыльной стороной ладони пот со лба.

— Ты уже поел? — спросила жена. — Я поджарила вчерашнюю картошку. Если хочешь, потушу тебе колбасу с красной капустой.

Только сейчас я вспомнил: сегодня же среда, а каждую вторую среду месяца Хелен работает до полудня.

Она тяжело поднялась, и я последовал за ней в кухню. Усевшись на угловую скамью, я подпер голову руками. Я смотрел на кухонные часы, которые своим назойливым тиканьем дробили тишину, смотрел на стену, где около шкафчика уже давно отклеился кусок обоев, смотрел на электроплиту, где на белой эмалевой крышке засохли кофейные пятна, смотрел на грязное посудное полотенце в красную клетку, висевшее на крючке над мойкой, которое Хелен забыла сменить... Я смотрел на все и ничего не видел, это была наша кухня, но я словно видел ее впервые, угловая скамья была жесткой, хотя на сиденьях была мягкая обивка. Я услышал собственный голос:

— Когда ты обнаружила письмо? Где?

— Днем, когда пришла с работы. На вешалке в прихожей. Я как раз хотела сказать Клаудии, что нашла для нее два места. Она может начать работать ученицей в нашей основной библиотеке или ученицей в «Дрезденском банке». Там со временем можно стать средним служащим, а то и повыше... У меня лопнуло терпение, Лотар, и я решила хоть раз использовать свои связи. А что, другие это делают... Почему именно нас должны обскакивать те, кто живет только за чужой счет?

— Не может, а могла бы, Хелен, — услышал я опять свой голос. — Могла бы стать ученицей. — Я вслушивался в произносимые мной слова, совершенно не сознавая, что говорю.

Жена сдвинула мои руки со стола, чтобы расстелить скатерть. За едой лишь спросила:

— Вкусно?

— Подогретое всегда вкуснее, — сказал я, не подымая глаз.

Без какого-либо намека с моей стороны она спустилась в подвал и принесла нетронутую бутылку вина, оставшуюся от рождества. Мы совсем забыли о ней. Хелен достала из настенного шкафчика две рюмки и сама откупорила бутылку.

Свою рюмку она выпила залпом.

— Хорошо! — сказала она. — Лотар, что будем делать вечером?.. Мы давно не ходили в кино, во всяком случае вместе.

— А это идея. Во сколько начало?

— В восемь. Или в четверть девятого. В газете есть, проверь, пожалуйста. — Она отнесла посуду в мойку.