Остряк какой выискался, подумал я, но на глазах у возмущенных людей должен был изображать такое же возмущение. Пожилой мужчина в зеленом грубошерстном пальто потребовал, чтобы я немедленно снял наклейку. Я попросил его вооружиться терпением, потому что мне надо сходить за теплой водой и растворителем, чтобы размягчить клей.
— Просто неслыханно! Что только сегодня вытворяет молодое хулиганье! Для них нет ничего святого! — услышал я чью-то брань за своей спиной.
Я пошел к себе в будку, причем пошел отнюдь не торопясь. Обязанности худо-бедно приходится исполнять, хотя лично я предпочел бы оставить все как есть.
В будке у окна стоял ухмыляющийся Бюлер.
— Старые перечницы разорались? Так я и знал.
На мгновение я лишился дара речи. Никогда бы не подумал, что Бюлер способен на такое. Я стал возле него у окна и невольно засмеялся вместе с ним.
— Ах, Лотар, Лотар! — воскликнул он c напуcкным негодованием. — Как ты можешь смеяться над людьми?! Вот уж не ожидал от тебя!
— Скажи-ка, Бюлер, что ты, собственно, при этом думал? Меня ведь рано или поздно из-за тебя попрут отсюда! — Я тоже проговорил это с напускным негодованием, изображая при этом крайнюю степень возмущения.
— Лотар, я просто хотел проверить, думают они хоть о чем-нибудь или нет. Но они ни о чем не думают. Они идут на кладбище, как волы в упряжке.
— Бюлер, ты несправедлив! Разве сам ты раньше о чем-нибудь думал? Ты ведь тоже шел, как вол в упряжке.
— А никто и не учил меня думать, я сам выучился, когда согнулся от работы в три погибели... Да, я положил тебе на стол десять марок, это за кофе, не то ты еще скажешь, что я прихлебатель...
— Давно пора, старый попрошайка, надеюсь, это была твоя последняя глупость... А теперь без шуток: у меня будут неприятности.
— Неприятности? Полно тебе, ты сидишь прочней прочного. Кстати, у меня в запасе есть еще одна шутка.
— Уймись.
— Одна малюсенькая шутка. Я велю своей старухе сшить мне красивый флаг... со свастикой...
Я невозмутимо спросил:
— А разве твоя старуха умеет шить?
— Само собой. И я не шучу. Мы положим флаг в склепе на ящики. Я бы дорого дал, чтобы посмотреть на их рожи, когда они полезут за своим добром. Смешно получится... почище, чем в кино.
— Бюлер, — сказал я, с трудом сдерживаясь, — Бюлер, выслушай меня внимательно. Я здесь, так сказать, единоличный представитель власти. И если ты это сделаешь, я своими руками перекину тебя через ограду. Ты меня понял?
— Лотар, по-моему, ты вообще не понимаешь шуток, тем более что я говорю вполне серьезно.
Я искоса, но очень внимательно посмотрел на старика. Черт возьми, а ведь Бюлер подал мне идею... совершенно безумную идею.
— Между прочим, неплохая мысль, — сказал я. — Передай своей жене, пусть сошьет не только флаг, но и штандарт... или нет, два флага и два штандарта... размеры я тебе дам... Она умеет шить на машинке?
— Для домашнего употребления в общем-то умеет, но, если надо прострочить по дуге, у нее получается угол.
— Я принесу тебе образец и размеры, она пусть купит материю, а деньги я ей верну.
Глядя на меня во все глаза, Бюлер с удивлением дослушал, а затем промямлил:
— Но я ведь и в самом деле просто хотел пошутить... Ты в своем уме?.. Как ты себя чувствуешь?
— Я еще никогда не был настолько в своем уме... Ты подбросил мне неплохую идейку, старик, а теперь ее надо воплотить в жизнь.
— Пошли, Лотар, я помогу тебе докопать могилу, я буду отгребать землю от края ямы, тогда тебе не придется так далеко бросать.
Но для начала я взял мокрую губку и стер шалость Бюлера с доски. Старик стоял рядом, как постороннее лицо, и глядел с безучастным видом.
Бюлер до сих пор ловко орудовал лопатой и мог бы еще дать сто очков вперед некоторым молодым. Раньше я не любил, когда Бюлер мне помогает. Поначалу я думал, что он делает это ради меня, но потом догадался, что он просто испытывает потребность немного поработать лопатой и ломом. Он никогда не ходил на прогулки со своими коллегами-пенсионерами, те ведь только и знают, что пережевывать старые времена, которые для них все равно как царство небесное. Его ровесники потихонечку умирали, скоро он останется один из своего поколения и доживет до двухтысячного года. Для меня Бюлер стал куском истории нашего города — не той истории, которую пишут, а той, которую рассказывают. Одна беда: люди, подобные Бюлеру, не пишут книг. А жаль.
— Гости пожаловали, — сказал старик и кивком указал на кого-то за моей спиной. Я выглянул из неглубокой еще ямы. К нам шествовал Бальке, да-да, именно шествовал, а поравнявшись с краем ямы, улыбнулся мне, так сказать, сверху вниз. Он по-прежнему был роскошно одет — двухцветные ботинки и фланелевый костюм.
— Вот послушался бы меня, не копал бы теперь могилы... Стал бы у меня десятником. Я теперь расширяю дело.
— Опять принес цветы на могилу? — спросил я.
— Часто ты ей цветы носишь... Верно, тоскуешь очень? — ехидно полюбопытствовал Бюлер.
— Надо же хоть когда-нибудь умаслить старую ведьму, — ответил Бальке, — уж кто-кто, а ты, Бюлер, должен бы об этом знать.