Жар твоего тела

Ну вот почему всё в жизни так несправедливо устроено? Когда я была без ума от Грушевского, он на это плевал с высокой колокольни. А теперь, когда на горизонте появился другой, Максу немедленно захотелось начать со мной всё с начала. А с колокольни на меня плюёт уже Лев.

Отстранилась, высвободившись из объятий Грушевского.

– Я ухожу домой, – сказала, не глядя на него.

– Я тебя подвезу, – ухмыльнулся он.

Вот же настырный гад.

– Макс, я устала сегодня…

– А как же театр? – у него был голос коварного обольстителя, решившего соблазнить невинную девственницу.

– Театр? – тут же среагировала я.

– Да, театр, – теперь, сумев привлечь моё внимание и вызвав интерес, Грушевский играл со мной как кошка с мышью.

– Какой ещё театр, Макс?! – я повысила голос и тут же бросила испуганный взгляд на дверь Эмминого кабинета. Начальница ещё не ушла. Если увидит меня с Грушевским-младшим, завтра не избежать нотаций по поводу старых грабель. – Пойдём, расскажешь по дороге.

Я потянула Макса к выходу из офиса. Он не сопротивлялся, только улыбался широко, заставляя меня гадать, что же этот интриган задумал.

– Ну рассказывай, в чём заключается твой хитрый план? – в лифте я повернулась к Грушевскому лицом, намереваясь разузнать подробнее об оговорке по поводу театра, к которому благодаря дедушке питала нежную привязанность.

Но Макс меня переиграл. Не дав даже опомниться и набрать воздуха, он прижал меня к стене кабины, вжимаясь своим телом, и начал целовать.

Страстный поцелуй и то, что упиралось мне в бедро, говорили о серьёзности его намерений. На какое-то мгновение я забылась, растворяясь в резких страстных прикосновениях.

А потом двери открылись, впуская сотрудников пятого этажа, также спешивших домой, и Макс отпрянул. Отвернулся от меня. Кабина заполнилась людьми, а я оказалась за их спинами. Ноги отказывались держать обалдевшее тело. Так и хотелось сползти на пол – отдохнуть и отдышаться.

Этого я совсем не ожидала. Ведь уже успела позабыть и об обеде, и о своём согласии снова начать встречаться с Максом.

А у него, как оказалось, весьма серьёзные намерения по отношению ко мне. Хочу ли я снова быть с ним? У меня не было ответа на этот вопрос. Мне нужно было остаться одной и как следует обдумать сложившуюся ситуацию.

Но, как и следовало ожидать, Грушевский не собирался давать мне это время. Ведь я могла передумать. Поэтому он пёр напролом.

Мы вышли на улицу, и я вдохнула наполненный теплом воздух. С этими кондиционерами совсем забываешь, что уже почти настало лето.

– Прошу, – Макс отвёл меня на парковку и открыл дверь своей машины с пассажирской стороны.

Я с сомнением взглянула на него, но предложение приняла. Не хотелось сейчас ехать на метро. Пусть довезёт до дома, а дальше уж посмотрим.

– Я достал билеты на «Иоланту», – между прочим сообщил он по дороге. И даже на меня не взглянул, чтобы увидеть реакцию.

«Иоланта»… Да я даже мечтать не могла попасть на неё. Хотя и звонила в кассу несколько раз, надеясь, что кто-то вдруг передумал и сдал билет.

Расписание гастролей Мариинского театра было утверждено год назад. Тогда же и раскуплены все билеты.

Когда мы с дедушкой в детстве ездили в Питер, он водил меня в Мариинку слушать оперу. Давали как раз «Иоланту», с которой и началась моя любовь к Чайковскому.

Я и не думала, что Макс изучил меня так хорошо за то недолгое время, что мы провели вместе. Надо отдать ему должное – ухаживать за девушками он умел.

Ну как я могла отказаться от такого предложения?

Машина остановилась возле моего подъезда.

– Ну так что? – спросил Грушевский, уже прекрасно зная ответ.

– Буду готова к половине восьмого, – быстро ответила и выскочила из машины.

Я очень хотела послушать Чайковского, но вот хотела ли снова целоваться с Максом? Этого я не знала…

28. Надежда

Таня сидела за компьютером и наблюдала, как я, словно угорелая, носилась по квартире в одном белье.

– Ты куда? – наконец не выдержав, поинтересовалась она.

– На «Иоланту», – я в очередной раз промчалась мимо неё в свою комнату.

До назначенного времени оставалось всего тридцать пять минут, а я всё ещё не выбрала, в чём пойду. Да и волосы ещё нужно уложить, макияж…

В общем, я дико опаздывала.

Распахнула дверцы шкафа. Вот это чёрное я недавно надевала и так и не отнесла в химчистку. Синее стало мне чуть узковато – всё Танькины пельмени виноваты! Белое было чересчур коротким для оперы. Второе белое слишком походило на наряд невесты. Даже не знаю, зачем его купила тогда…

В общем, меня одолела беда всех женщин – было совершенно нечего надеть.

Подошла Таня и остановилась рядом со мной.

– Как я тебя понимаю, – голос был полон сочувствия. – Хочешь, возьми что-нибудь из моих.

Нет. Только через мой труп. Одежда у подруги была таких же кричаще-ярких оттенков, как и волосы. Вообще не представляю, в каком из её платьев я бы решилась заявиться в театр, где многие старые работники знали меня в лицо и помнили мою мать.

– А это что такое? – Танька протянула руку и вытащила непрозрачный чехол для одежды.