Жар твоего тела

– Не строй из себя идиотку! – Макс не оправдал моих ожиданий. Он отбросил вилку в сторону и смахнул тарелку со стола. Макароны и кусочки овощей разлетелись по полу, обильно сдабривая всё вокруг маслянистыми брызгами. – Где твой телефон?!

– В сумке. Сейчас принесу, – мне было страшно. Просто до жути. Но я поднялась со стула и на негнущихся ногах поплелась в прихожую. Медленно. Главное, не сорваться на бег. Иначе он поймёт, что я задумала.

Я уже была посреди прихожей и собралась рвануть к сумке, когда Грушевский выскочил из кухни.

– Куда, сука?!

Он бросился за мной. Я успела ухватить за свисавшую с вешалки ручку и рванула на себя, чтобы теперь вместе со своей добычей мчаться в ванную. Где я смогу закрыться и позвонить в полицию.

Но…

Старая дедушкина вешалка сыграла со мной дурную шутку. Крючки были деревянными, массивными с довольно крупными шарообразными набалдашниками. Нужно было слегка приподнять, прежде чем снимать. А я слишком спешила удрать и просто рванула.

За сумку ухватилась крепко, поэтому, когда инерция понесла меня юзом, ручку не выпустила. Хорошо, что не оторвалась, но меня повело вокруг своей оси. Падая, я больно ударилась плечом о тумбочку. Но хуже всего было то, что Грушевский всё-таки добрался до моей сумки, где лежал телефон.

Я смотрела, как он дёргает «молнию», роется внутри, а затем достаёт мобильник и торжествующе показывает мне.

Внутри всё опустилось. Кажется, я проиграла, даже толком не разобравшись с правилами этой игры.

Макс активировал дисплей, полистал меню и начал набирать сообщение. От этого занятия его отвлёк отрывистый звонок в дверь.

Мы оба резко повернулись на звук, а затем взглянули друг на друга.

Я даже не успела подумать о том, что нужно закричать и привлечь внимание того, кто стоит за дверью. А Грушевский уже бросился на меня и закрыл рот своей широкой ладонью. Я начала было брыкаться, но он сильно сдавил мне пальцами щёки и прошипел в самое ухо.

– Если пикнешь, я обезображу твою милую мордочку так, что тебе будет до конца жизни страшно подходить к зеркалу.

Я почему-то сразу поверила, что сейчас он способен это сделать. И не стала провоцировать. Макс поднял меня на ноги и толкнул в сторону ванной. Куда буквально несколько минут назад я и сама желала попасть.

Грушевский затолкал меня внутрь, закрыл дверь и задвинул щеколду с обратной стороны.

Вот же ирония судьбы! Мы с Танькой сами прикрутили эту штуковину два года назад, когда рассохшаяся дверь начала открываться. Я пару раз дёрнула её для пробы – бесполезно. Прикрутили на совесть, специально брали шуруповёрт у дяди Славы из квартиры напротив.

Я осмотрела ванную, схватила стаканчик для зубных щёток, выбросила его содержимое в раковину и, прижав к двери, попыталась разобрать, что же происходит в прихожей.

56. Лев

Дверь мне открыл Максим Грушевский и оперся плечом о косяк. Лениво так, как довольный котяра.

Он был без пиджака и галстука, а рубашка выдернута из-под ремня, словно её тянули наружу нетерпеливые женские пальчики.

Что-то сдавило сердце, вдруг стало тяжело дышать.

– Где Надежда? – спросил у него, одновременно пытаясь заглянуть внутрь квартиры. Но Грушевский намеренно стоял так, чтобы мне не было ничего видно.

– В спальне, – нагло ухмыляясь, сообщил он. – Она сейчас не может подойти. Не в состоянии.

Не знаю, как я сдержался. Уж очень хотелось залепить ему в бесстыжую морду или огреть бутылкой по голове.

По краю сознания, алыми штрихами пульсировала мысль, что его слова могут оказаться правдой. Что Надежда может всё ещё любить его.

Наверное, я не смог бы перенести эту мысль, если бы не комната боли, которая помогала воспитывать стойкость к ударам судьбы. Скорее всего, я бы сломался и уполз раненым зверем. Навсегда. Зализывать раны в свою берлогу.

Но из квартиры повеяло тонким нежным ароматом. Это был её запах. Надежды.

Я знал эту женщину. Она никогда бы не смогла так поступи      ть. Я верил в неё. Верил ей. Как себе.

Я пристально вгляделся в лицо Грушевского. Было непохоже, что этот мужчина только что раздевал кого-то в порыве страсти. Уж слишком холодным и собранным был его взгляд, слишком напряжённой поза.

Я внутренне напрягся. Что-то здесь не так.

– Я хочу её увидеть. Пропусти.

Я попытался попасть внутрь, оттолкнув Грушевского плечом. Он ударил первым. В живот. И если б не молниеносная реакция, выработанная годами тренировок, и каждодневные сеансы в комнате боли, меня сейчас сложило бы пополам. Но я сумел отскочить в сторону, позволив его кулаку лишь скользнуть по касательной, и зацепиться в поле пиджака.

Макс потерял равновесие на какую-то долю секунды. Но и этого мне оказалось достаточно. Я перекинул бутылку розового шампанского из левой руки в правую и с силой ударил Грушевского по голове.

Она даже не разбилась. Зато Макс обмяк и кулем свалился у моих ног.

Я прошёл в квартиру, положил букет и бутылку у стены в прихожей, а затем, подхватив Грушевского под мышки, затащил его внутрь. Церемониться не стал, бросил там же, у стены, и закрыл дверь.

– Надя, – осторожно позвал, заглядывая в кухню, мало ли кто ещё мог там быть.