— Сопливую шлюшку, которая перетрахалась со всеми фотографами в городе и у которой хватает наглости…
— Успокойся, — сказал Клинг.
— …Хватает наглости утверждать, что я…
— Ну же, Гасси!
— Я убью эту сучонку! Как Бог свят, убью!
— Значит, это неправда?
— Конечно, неправда! А ты что, поверил?
— Ну… в общем, да.
— Ну, спасибо, дорогой!
Некоторое время они молчали. Клинг думал, что надо спросить ее насчет дома 641 по Хоппер-стрит. Зачем она ходила туда сегодня днем? Он думал, что выполнил совет Кареллы, но толку с этого никакого, потому что ответа, который успокоил бы его, он так и не получил. Только расковырял рану.
— Гасси…
— Я люблю тебя, Берт, — сказала она. — Ты же знаешь.
— Я тоже думал, что любишь…
— Я тебя люблю!
— Но ты бываешь повсюду без меня…
— Ты же сам это предложил, Берт, ты же знаешь! Ты терпеть не можешь этих вечеринок…
— Да, но все-таки…
— Ну хорошо, больше я без тебя не хожу. Договорились?
— Но…
«А днем? Или во время дежурств, когда я гоняюсь за какими-нибудь мелкими воришками? Во время ночной смены? Что ты будешь делать тогда? Вечеринки — это фигня. Если, конечно, не считать тех случаев, когда ты говоришь, что ужинала в китайском ресторане с толпой народу, а мистер А-Вонг лично сообщает мне, что в компании мисс Мерсье рыжих не было. Жаль, что ты не брюнетка, Гасси. Брюнетки не так бросаются в глаза…»
— Все, обещаю, — сказала Огаста. — Без тебя — никуда. А теперь ляг.
— Есть еще кое-какие вопросы…
— Ложись, — перебила она. — На спину.
Она стянула с него простыню.
— Просто лежи спокойно, — сказала она.
— Гасси…
— Тише.
— Солнышко…
— Тс-с! — сказала она. — Те-с, малыш. Я сейчас поиграю с тобой. Бедный заброшенный мальчик! Мамочка сейчас с тобой поиграет, — сказала она и жадно склонилась над ним…
Когда расследуешь убийство или то, что может оказаться таковым, расписание не имеет значения. Ты приходишь в участок и грызешь это дело, иногда круглыми сутками, потому что у убийцы есть выигрыш во времени и каждый потерянный час дает ему лишний шанс.
Во вторник Карелле полагалось выйти на работу только в четыре, но он явился в десять утра, и никого из дневной смены это не удивило. Труп был обнаружен в прошлую пятницу, а любой коп знает, что самоубийство без предсмертной записки — все равно что хот-дог без кетчупа. Карелла сообщил лейтенанту Бернсу о жаре в этой проклятой квартире, а Бернс сообщил всем прочим детективам — на случай, если кому-нибудь придет в голову блестящая идея насчет того, почему кондиционер оказался отключенным в середине самой жаркой недели за лето. Блестящих идей пока не возникло.
Однако все от души сочувствовали Карелле, который появился на работе в десять ноль-ноль утра, когда ему полагалось прийти только в четыре часа дня. Они все не раз бывали в его шкуре. Приходилось расследовать дела, способные довести детектива до ручки, спать урывками на кушетке в комнате отдыха, трясти проклятое дело, как терьер полудохлую крысу, пока оно не сдохнет совсем — и когда его можно будет спокойно похоронить в папке под грифом «Закрыто». С Кареллой говорили вполголоса и приносили ему кофе из канцелярии. Все знали, что он очень озабочен. Коллеги думали, что его беспокоит только отсутствие предсмертной записки и неработающий кондиционер в комнате, раскаленной, как Сахара. Но, кроме того, Карелла был озабочен еще и тем, что предполагаемый самоубийца якобы проглотил двадцать девять капсул секонала, в то время как он на пушечный выстрел не подходил к обычному аспирину. Этого коллеги не знали, потому что Карелла пока не говорил этого лейтенанту Бернсу, а лейтенант Бернс не сообщал остальным.
В то утро Карелла первым делом позвонил в лабораторию техэкспертизы на Хай-стрит. Разговаривал он с тем самым экспертом, который возглавлял группу, работавшую в квартире Ньюмена. Он был детективом третьего ранга, и звали его Джон Оуэнби. Он с самого начала испортил Карелле настроение, сообщив, что результаты еще не готовы.
— То есть как? — удивился Карелла. — Это ведь было в пятницу, а сейчас вторник! В чем дело?
— В жаре, — ответил Оуэнби.
— Какое отношение имеет жара к…
— Какое у вас дело? — спросил Оуэнби. — Что вы предположительно расследуете?
— Самоубийство.
— Вот именно, самоубийство.
— Но существуют обстоятельства…
— Не надо мне про обстоятельства, — сказал Оуэнби. — Вы не в суде. У вас имеется предполагаемое самоубийство, пустой пузырек из-под секонала…
— Почти пустой, — уточнил Карелла.
— С нашей точки зрения, — объяснил Оуэнби, — если в пузырьке осталась всего одна капсула, а все остальные этот мужик проглотил, пузырек считается пустым.
— Ну так и что же вы возитесь столько времени? Вон, медэксперты уже сообщили причину смерти — а им, между прочим, пришлось вскрывать этот чертов труп…
— Порядок срочности, — сказал Оуэнби. — Может, у медэкспертов порядок срочности другой. Давайте я вам объясню, как с этим у нас. Когда мы имеем…
— Может, лучше вы мне расскажете, не нашлось ли в квартире неопознанных отпечатков пальцев?