Жара в Архангельске-2

— Так Олива до сих пор думает, что ты на ней женишься? — спросил Саня Негодяев, — Я когда Аню вчера отвозил на машине, спросил, на сколько дней они с Оливой в Арх приехали. Так Аня сказала, что она уедет восьмого, а Олива тут останется…

— Дааа?! — Салтыков даже вскочил.

— Ну всё, Салт. Ты попал, — хлопнул в ладоши Макс Капалин, — Вот уж попандос так попандос…

— Так, подожди! Как это… Не, серьёзно что ли?! — опешил Салтыков, — Аня уедет в Москву без Оливы?..

— Ну, во всяком случае, Аня мне так сказала, — ответил Саня, — Тебе давно следовало поговорить с Оливой на эту тему, а ты меня не слушал. Вот и дождался.

— Да уж… — ошарашенно произнёс Салтыков, — Всё зашло слишком далеко.

— Так поговори с ней, пока не поздно!

— Надеюсь, что ещё не поздно, — Салтыков криво ухмыльнулся, — Но ты прав, Саня. Сегодня же вечером я с ней поговорю.

— Ох и неприятный же разговор тебя ждёт! — хихикнул со своего кресла Павля, — Представляю, сколько визгу будет…

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Салтыков, — Как говорится, чему быть, того не миновать.

Гл. 39. Русские горки

Ночные улицы Архангельска после вчерашних новогодних гуляний были почти безлюдны. Кое-где ещё виднелись объедки вчерашнего праздника в виде взрываемых мальчишками петард да небольших кучек праздно гуляющего народа на площади возле ёлки.

Аня и Олива, пройдя мимо нарядных витрин уже закрывшихся центральных магазинов, вышли к высотке и, миновав поблёскивающие в отсветах разноцветных гирлянд ледяные фигуры, свернули на архангельский «Арбат» — улицу Чумбарова-Лучинского.

Чумбаровка была одним из самых любимых мест Оливы в Архангельске. Это была тихая, вымощенная плитами улочка, как и Арбат, созданная исключительно для пешеходов. По бокам её стояли красивые старинные здания — в основном музеи, памятники архитектуры. Как и на московском Арбате, были там и магазины, и кафетерии. Летом на газонах и клумбах Чумбаровки цвели ярко-оранжевые маргаритки, лиловые ирисы, пёстрые анютины глазки, а резные скамейки укрывала прохладная сень акаций и серебристых тополей; зимой же скамейки были пустынны, равно как и детские качели с каруселями, лишь поблёскивали в свете фонарей выстроенные то тут, то там изящные ледяные фигуры, а в центре Чумбаровки высилась, играя причудливой иллюминацией гирлянд, нарядная величавая ёлка.

Однако ни Аня, ни Олива не могли в этот вечер в полной мере насладиться красивым видом нарядных зимних улиц, открывающихся их взорам. Олива была вся на нервах из-за Салтыкова и до сих пор не могла отойти; к тому же, на улице был мороз, и Аня, будучи изнеженной, тут же заскулила, что ей холодно.

— Если хочешь, ты можешь вернуться домой, — сказала Олива, — А я не вернусь. Я не хочу его видеть, тем более, ему на меня по большому счёту насрать. Пусть там сидит бухает со своими приятелями.

— Ну конечно, а потом ты вляпаешься тут в какое-нибудь дерьмо, а мне за тебя отвечать, — проворчала Аня, — И вообще, я не понимаю, как это Салтыков всё ещё терпит твои заёбы. Будь я на его месте, я бы уж давным-давно тебя послала.

Олива ничего не ответила, и подруги молча пошли дальше. На дорогах было скользко, и Олива то и дело поскальзывалась и падала. Шли они, шли, вышли на набережную, потом свернули в какой-то переулок, петляя наугад до тех пор, пока не забурились в какой-то «шанхай». А время-то позднее, людей поблизости нет. Кругом какие-то стрёмные деревянные бараки с разбитыми окнами и заколоченными дверьми, покосившиеся и обледенелые деревянные тротуары. На одном из них, полого устремляющемся вниз, девчонки против воли заскользили по льду на ногах, всё сильнее ускоряясь под уклон.

— Уааау!!! — испуганно заверещала Аня, махая руками, как ветряная мельница.

— Хватайся за деревья!!! — послышался сзади крик Оливы.

Аня попыталась схватить ветку кустарника, но, пока примеривалась, пронеслась по льду мимо него, едва удержавшись на ногах.

— Ой-ой-ой-ой-ой!!!

Олива, ехавшая сзади, споткнулась и кубарем покатилась дальше, сбив с ног Аню.

— Ну и город! — проворчала Аня, вставая и отряхиваясь, — Это не город, это какие-то американские горки! Дороги тут не чистят, что ли, совсем?!

— Нуу, милая моя, это тебе не Москва-столица…

Девушки встали и оглянулись вокруг. Улица, на которой они очутились, была незнакома даже Оливе. Кругом не было видно ни души; в этом переулке не было даже фонарей. За забором, почуя чужаков, залаяли собаки, и Аня пересрала не на шутку.

— Больше я никогда в жизни с тобой не свяжусь! — причитала она, — Вот что нам теперь делать, как отсюда выбираться? И зачем я, дура, пошла у тебя на поводу! Осталась бы дома, а ты бы и бродила бы тут одна…

— Погоди, не пищи, — сказала Олива, — Ты же знаешь, со мной не пропадёшь.

— О, ну конечно! С тобой не пропадёшь, да. Зато с тобой попадёшь так попадёшь…

— Попадёшь, зато не пропадёшь. Ладно, не ной, щас чё-нибудь сообразим.

Тут на углу показалась какая-то подвыпившая компания. Недолго думая, Олива направилась к ним.

— Извините, вы не подскажете, как нам добраться до высотки?