Жара в Архангельске-2

Аня, сидя на корточках, не спеша доставала из тумбочки свои тюбики и флаконы с гелями и кремами. Олива же сидела, ссутулившись, в шерстяном свитере и джинсах на краешке постели; у её ног лежал уже собранный синий матерчатый чемодан. Даже не оглянувшись на Салтыкова, она продолжала сидеть с сутулой спиной и, уронив голову на руки, тихо шмыгала носом.

Салтыков молча присел рядом с Оливой. Она не пошевелилась, только чаще зашмыгала носом и сильнее завздрагивала её спина. Эх, мелкий, мелкий, подумал Салтыков. Где ты, та Олива, что была год назад, когда мы познакомились вживую — весёлая, задорная, симпатичная? Где ты, Олива, что распевала Майклу летом серенады во дворе, сидя на самой верхотуре детской лесенки во всём белом, смуглая, с копной чёрно-рыжих волос, смелая и отчаянная? Где ты, красивая стерва с чёртиками в глазах, за одну улыбку которой я готов был полцарства отдать с Кремлём впридачу, я, который ничего так не боится, как высоты, прыгал в Москву-реку с Каменного моста? Теперь перед ним сидело, сгорбившись, и плакало что-то сырое, жалкое и некрасивое. Салтыков, пытаясь возбудить в себе жалость к ней, погладил её по спине, откинул с её лица мокрые пряди волос, но не почувствовал ничего, кроме гадливости — ему были противны и эти скользкие пряди волос, перепачканные соплями, и эта сгорбленная спина, и это опухшее от слёз красное лицо с сопливым носом и безобразно кривящимся от рыданий мокрым ртом.

«В сущности, я ведь не люблю её!» — пронеслось в его голове.

Олива кожей почувствовала, что противна ему, что его жалость к ней ничего уже не изменит в их отношениях. Она сбросила с себя руку Салтыкова и ушла в другую комнату.

Раздался звонок в дверь. Олива кинулась открывать — на пороге стоял Хром Вайт.

— Что случилось, Оль?

После отношения Салтыкова, холодного и жестокого, полный сочувствия взгляд больших серых глаз Хром Вайта, такой незамысловатый, но полный искреннего участия и тепла вопрос «Что случилось, Оль?» защемил сердце Оливы. Она бросилась в объятия Хрома и, уткнувшись лицом в его грудь, зарыдала как ребёнок.

Салтыков молча принёс чемоданы и, отдав их Хрому, так же, не говоря ни слова, закрыл за ними дверь. Хром Вайт взял чемоданы и вместе с Оливой и Аней спустился вниз на лифте.

Олива, не переставая громко рыдать на весь подъезд, даже не заметила, как вошли Кузька с Тассадаром. Столкнувшись в дверях с нагруженным чемоданами Хромом и обеими девушками, парни недоуменно остановились.

— Девчонки?.. — растерянно спросил Кузька, — Что такое?.. Почему она плачет? Хром, ты чего это чемоданы тащишь? Вас что, выгнали?..

— Почти, — невесело усмехнулась Аня, — Салтыков расторг помолвку и, грубо говоря, выставил её за дверь пинком под зад.

— Но за что?..

— А это уж ты у него спроси, за что.

Парни недоуменно переглянулись между собой.

— Слушай, Тасс, ты чё-нить понимаешь?

— Неа. А ты?

— И я нет…

Посовещавшись, парни решили подняться наверх, к Салтыкову. Аня хотела было подняться вместе с ними, но и оставлять в таком состоянии Оливу одну в подъезде было рискованно, и она, скрепя сердце, осталась.

— Поехали! — Олива решительно схватила свой чемодан.

— Подожди, — остановила её Аня, — Ребята придут, и отвезут нас на вокзал.

— Что толку ждать! — зарыдала Олива, — Зачем они пошли туда наверх? Что они ему скажут? Всё это одни глупости!

— Глупости это то, что ты сейчас делаешь.

— А что я, по-твоему, должна оставаться после того, как он отказал мне?! У меня тоже есть человеческое достоинство! Я ни минуты не останусь в этом доме!!!

— А тем, что ты уедешь, ты ничего не докажешь, — возразила Аня, — Салтыков тебя не любит. Он только вздохнёт с облегчением, когда ты развяжешь ему руки.

Это уже окончательно доконало Оливу и она, дико взревев, со всей дури швырнула сумку об стену и со всего размаху грянулась на пол вниз головой.

Гл. 42. Истерика

Салтыков открыл дверь, как ни в чём не бывало пропустил приятелей в прихожую. Увидев вместе с ними Хром Вайта, даже не спросил его, где девчонки.

— Слушай, Салт, чё у вас с Оливой? — напрямки спросил Кузька.

— Она уехала в Москву, — ответил Салтыков сквозь зубы, — Кстати, Кузя, ну что там у нас насчёт движка для Агтустуда, ты купил его или нет?

— Нет пока, не купил, — отвечал Кузька, — Ты лучше расскажи, что случилось. Олива не уехала в Москву: она внизу стоит с чемоданами и ревёт в три ручья.

— Да блин, Кузя, я не хочу говорить об этом.

— Вы поругались, что ли?

— Да не поругались, — поморщился Салтыков, — Просто она сама приняла решение уехать. Я не стал её останавливать — хочет, нехай едет в Москву.

— Аня вообще сказала, что ты её выгнал, — прибавил Тассадар.