Жаркие горы

Давайте знакомиться, капитан, — сказал Бурлак, протягивая руку Черкашину. — О вашем прибытии нас предупредили вчера. Вы прямо к обеду.

— Благодарю, — ответил гость. — Насколько понимаю, такое вступление означает приглашение к столу. Обед мне подходит. И все же сперва доложу о рекомендациях штаба на выход.

— Прошу ко мне, — предложил Бурлак, раскрывая дверь. — Здесь будет удобнее.

Они устроились за столом комбата. Вошел Полудолин. Поздоровался, сел за свой стол.

— Слушаю вас, — сказал Бурлак. — Не будем терять время.

— Прежде всего, — начал Черкашин, — на завтра в расчет маршрута должен войти кишлак Мабда. От крепости сперва пойдете туда.

— Это отклонит нас от маршрута на десять километров к западу, — заметил Бурлак. — Надо ли?

— Таково указание, — ответил Черкашин.

— Странное указание, — сказал Полудолин, включаясь в разговор. — Смысл совершенно неясен.

— Я тоже не знаю смысла, — признался капитан. — Но, думаю, догадаться о нем можно. В Мабде у духов пункт наблюдения. Вот и требуется пройти мимо, чтобы они вас засекли.

— Давить эту сволочь надо, — сказал Полудолин, не скрывая злости. — А мы перед ними демонстрацию хотим устроить.

— Верно, комиссар, — успокаивающе заметил Бурлак. — Давить надо. Но мы здесь гости. Помимо нас в доме есть хозяева. Они не сочли нужным трогать агентуру. Больше того, считают, что нас надо ей показать. Вот и думай — зачем.

— Мне кажется, — сказал Черкашин, — суть проста. ХАД располагает данными, что несколько банд в ближайшее время пойдут на штурм Дарбара. Поселок невелик, но они хотят его взять. Видимо, эмигрантское руководство старается громче заявить о своем присутствии на территории Афгана. Если хотите, пытаются создать некое подобие временной власти. В Дарбаре, а он раньше был городком, есть соборная мечеть. Объявить там о победе тоже кое-что значит…

— При чем тут наш маршрут и планы духов? — спросил Полудолин.

— Связь прямая, — ответил Бурлак. — Мы идем на Дарбар. Значит, перед духами альтернатива — либо штурм, либо оборона проходов. Чтобы штурм не состоялся, надо их оповестить о наших намерениях. Так, капитан?

— Думаю, так…

Разговор о делах длился минут двадцать. И только потом офицеры сели за стол.

— Повар наш — маг и волшебник, — сказал Бурлак капитану. — Попробуйте щи. Всякий раз, когда они на столе, у меня праздник души.

Щи и в самом деле были отменные: в меру кислые, с приятным ароматом зеленой свежести.

— У меня жена щи отлично готовит, — произнес Черкашин задумчиво. — Пока питаюсь обычно — вроде спокоен. А стоит попробовать что-нибудь вкусное, как у вас, — сразу в тоску вгоняет.

— Значит, посредственный харч обеспечивает максимум душевного спокойствия? — спросил Бурлак. — Интересная зависимость. Никогда не наблюдал такого.

— А у вас как? — поинтересовался Черкашин.

— Я не женат, — ответил комбат. — Не до того было. Все служба. Переезды.

— Выходит, на гражданке лучше? Во всяком случае, есть время на женитьбу?

— Не знаю, как на гражданке. Я профессионал. Сам себе выбрал дело и буду заниматься им от и до…

— До пенсии? — спросил Черкашин, не придавая значения двусмысленности вопроса. Просто хотел выяснить, нет ли у Бурлака желания уйти со службы до истечения выслуги лет.

— Эка хватили, — спокойно отреагировал комбат. — Тут уж, капитан, как повезет. У меня в прошлый месяц комиссара убило. Хороший был мужик. Миша Купченко. Честный партиец. В бой шел легко. Люди ему верили. А убило дико. Работали в «зеленке». Прихватили с марша бандгруппу. Разнесли в клочья. Пять убитых, тринадцать пленных. У самих потерь не было. Стояли вместе. Толковали. Потом Купченко отошел в сторону. И вдруг выстрел. Остался, оказывается, один гад незамеченным. Ребята его даже брать не стали. Три гранаты в печь — танур, где тот скрывался, — и конец. Любили Мишу здорово. Вот уже три наших парня своих сыновей Михаилами наречь решили. А есть у нас такой Рахимов, так он даже хотел своего сына назвать Замполитом. Еле убедил не давать мальчику такого имени.

— Зачем отговаривал? — спросил Полудолин с улыбкой.

— А затем, что нельзя детям наобум имена давать, — ответил Бурлак серьезно. — У нас деваха одна в школе была. Умный папа ее Победой назвал. Послушал бы кто, сколько бедная вытерпела. Так вот, капитан, Купченко тоже был профессионал. Его убило. Думаю, понятно, что значит от и до?

— Сурово, — сказал Черкашин. — Я о таком как-то и не думал.

— А у самого разве не так? — спросил Бурлак.

— Пока так, но, думаю, не навсегда. Я ведь историк, языковед.

— И давно языком занимаетесь? — спросил Полудолин.