Жаркие летние ночи

– Ну еще Вася со мной своим уловом поделился, сказал, что ему не надо, – понимая, в чем причина такого везения, Костя хотел хоть как-то отметить помощь нового друга. – Спасибо, ба, – поблагодарил он, получив свою тарелку с яичницей.

– Ешьте-ешьте, а то оба худые, как жерди, – сказала она, проследив, чтобы у гостя все было.

– Спасибо, Любовь Андреевна, – Вася ей очаровательно улыбнулся и приступил к еде, стараясь соблюдать приличия, но с явным аппетитом. – Вкусно-то как!

Дед Митя пока рассматривал его и ухмылялся в бороду.

После завтрака, когда Костя "проводил" друга до развилки, и договорился увидеться с ним вечером, он вернулся домой, все еще испытывая бурю чувств по поводу прошедшей ночи. На крыльце его поджидал дед, все с той же ухмылочкой.

– Я же говорил, рыбалка будет удачной, – со значением сказал он.

– Да, в этот раз повезло, – охотно согласился Костя, подспудно чувствуя двойное дно в словах деда, но спрашивать не решился. – Дед, я пойду, посплю пару часов, ладно? – ещё за завтраком его одолела зевота.

Да и вообще, если подсчитать, режим у него тут был – оторви и выброси. Но оно того стоило.

Глава 5.

Костя никогда в жизни столько не целовался. Это он мог сказать совершенно точно, он помнил все свои поцелуи и мог пересчитать их по пальцам обеих рук. Во-первых, серьезных отношений с девушками он не заводил, а, во-вторых, до этого не особо любил-то целоваться. Особенно учитывая тот факт, что губы девушек практически всегда были накрашены помадой, от которой потом приходилось долго отмываться, и чаще всего косметика была отвратительной на вкус.

Губы Василька были мягкими и нежными, отдающими гречишным медом и болотными травами. И целовался он на порядок лучше всех девиц, но учитывая его почти двухсотлетний опыт, наверное, это было неудивительно.

А благодаря жабрам он проделывал фокус, из-за которого Косте даже дышать не приходилось, Вася делал это за них обоих, и их поцелуи были такими долгими и чувственными, что заканчивались они только когда губы начинали болеть.

За неделю, что они провели вместе, Костя прошел все стадии самокопания, от отрицания того факта, что ему что-то там понравилось, до полной капитуляции. Вася понимал, что ему тяжело даются эти переживания, и не напирал. Но всегда был рядом, ласковый и разжигающий любопытство своей внутренней и внешней свободой. Косте хотелось так же.

Они и сейчас валялись в высокой траве на одном из островков посреди озер, укрытые от чужих глаз, в полной безопасности. Сердце у Кости все еще колотилось где-то в ушах после очередного раунда поцелуев. Вася склонялся над ним и дразнился, не давая перевести дух.

Он водил веточкой начинающей зацветать полыни по груди Кости, дразнил затвердевшие соски, щекотал впадинку пупка. Поначалу Костя жутко смущался того, к чему приводят их бесконечные поцелуи, пытался прикрыться, не особенно успешно. Теперь уже и скрываться перестал – напряженный член лежал на бедре, блестел капелькой смазки на щелочке.

– Подожди, не шевелись, – сиплым после затяжного поцелуя голосом попросил он Васю, слепо шаря рукой сбоку от себя, дотянулся, наконец, до ремешка фотоаппарата.

На небо над ними кто-то словно нарвал ваты для новогодних украшений – разбросал кусочки облаков, где-то почти прозрачные, солнечные лучи легко просачивались через них, а где-то поплотнее, и на фоне голубого неба такие казались крошечными грозовыми тучками.

Костя быстро сделал снимок, жалея лишь, что Полароиду не под силу передать все эти краски. Ну это ничего, в его-то памяти все сохранится в первозданном виде.

– Это уже третий за сегодня, – сказал Вася, рассматривая получившийся снимок. – Куда тебе столько?

Не то чтобы он был против, он с удовольствием позировал, а потом и сам снимал Костю, научившись обращаться с Полароидом. Костя предпочитал не думать о том, что будет, если эти снимки кто-нибудь увидит.

– Хочу запечатлеть тебя в самых разных видах, – Костя не хотел думать о том, что лето закончится, и ему придется уехать в Москву, а оттуда, бог весть куда – куда Родина пошлет.

Но подспудно эта мысль скреблась на самой дальней полочке его разума, и он хотел подстраховать себя, чтобы не забыть ни единого мгновения их этих дней, кажущихся сном, теперь уже совершенно точно, волшебным.

Они не замечали, как темнеет, солнце падает за горизонт, уступая место ночному светилу, возвращался Костя всегда поздно, но при этом и вставал рано – чтобы поскорее позавтракать, собрать перекус и бежать к Васильку. Но уставшим он себя никогда не чувствовал, бывало, что дремал днем, устроив голову на Васином животе.

Только однажды он с утра рванул не к реке, а в библиотеку, решив поискать там книгу про нечисть. Библиотекарь – дама, которой могло быть и двадцать, и пятьдесят, возможно, удивилась, но величина очков в роговой оправе благополучно скрыла ее эмоции.

– Минуточку, – лишенным эмоций и интонаций голосом, попросила она и шагнула к немногочисленным полкам.

Библиотека располагалась все в том же здании клуба и состояла из четырех стеллажей.