Жаркое лето – 2010

Как кроликов – поймают вмиг.
И лишь – душевные пожары,
Как продолженье тех интриг.
Как продолженье – тех – интриг…

Девиц коварство – многогранно,

Капканы те – не сосчитать.
Казалось, впереди – Нирвана,
А там ловушка номер пять.
А там – ловушка – номер пять…

И конь гусарский, уж, стреножен.

И сердце бедное – в тоске.
Любить весь мир оно не сможет,
Гвоздьми прибитое к доске.
Гвоздьми – прибитое – к доске…

Уж, скоро свадьба.

И свобода, прощаясь, ластится у ног.
И – чу! Коварная природа
Подводит юности итог.
Подводит юности – итог…

Не спорьте с дамами, гусары!

Для них те споры – лишь – предлог.
Для вас – душевные пожары,
Для дам – тот свадебный венок.
Для дам – лишь – свадебный венок…

Гарик, пессимистично хмыкнув, возразил:

– Денис Васильевич Давыдов здесь совершенно не причём! Автором этого чудного романса является совершенно другой человек. Кто – конкретно? Извини, запамятовал…. Впрочем, так ли это важно? Главное, что дух и соль ситуации описаны достаточно верно и прагматично…

В Яблоневку они отправились на трёх конных повозках.

В качестве парадного экипажа была выбрана ларинская раззолочённая карета, где разместились Гарик, Алевтина, Глеб и Натали.

– Визуально не понятно, кто из наших двух пар является – женихом и невестой, – перед тем, как пройти, поднявшись по откидной лесенке, внутрь кареты, недовольным шёпотом сообщила Аля. – Ну, сам посуди. Я – в белом платье, и Наташка – в белом. А как они посматривают друг на друга? Плотоядно и вожделенно, вот как. Как будто – с взаимным нетерпением – ждут немыслимых и изысканных прелестей первой брачной ночи…. Так кто здесь – с философской точки зрения – является истинными женихом и невестой? У нас-то с тобой, милый, первая брачная ночь уже состоялась – в старенькой баньке двенадцатого века, на пыльной медвежьей шкуре…

Во второй, вполне даже приличной повозке (в облегчённом и более скромном варианте кареты), следовали управляющий Платон Ильич, его двоюродная сестра Матрёна и рязанский помещик Белкин. Судя по довольной и радостной физиономии Ивана Ивановича (и по умиротворённым улыбкам-вздохам Матрёны), и здесь не обошлось без происков коварного Амура. Или же – Купидона?

В качестве третьего транспортного средства выступала обыкновенная крестьянская телега, на которой базировались шестёрка, включая кучера, крепостных мужиков. Крестьяне были одеты чисто-опрятно и важно сжимали в мозолистых ладонях допотопные пищали и пистолеты.

– Так надо! – пояснил Платон, неуверенно трогая ладонью голову, аккуратно перевязанную светлой холстиной. – Вчерашней разбойничьей шайки, естественно, больше не существует. Ну, какая может быть дельная шайка-банда, когда её атаман-предводитель помер? В нашей благословенной и многострадальной России – по любому важному делу-поводу – без атамана нельзя…. Почему – нельзя? Хрен его знает! Видимо, хитрая природа так распорядилась…. Но свято место – пусто не бывает! Пусть, всякие и разные злодеи, залёгшие в кустах придорожных, чётко видят-понимают, что легкомысленных дураков в Петровке нет. Пусть, мать их беспутную, поостерегутся…».

«Очень дельное и своевременное предположение-решение. И лапти у всех крепостных – новёхонькие», – не преминул отметить въедливый внутренний голос. – «Интересно, а эти громоздкие пищали и пистолеты – настоящие? В смысле, заряжены настоящими пульками, без дураков? Или же – типа – безвредные муляжи, то бишь, элементарные понты? Очень интересный вопрос – с точки зрения классической и непредвзятой философии…».