Жаркое лето 82 года

Назавтра, 6 июня 1982 года началась наземная часть операции «Мир Галилее», и наши войска в рамках наступления на районы расположения палестинских боевиков атаковали и захватили крепость Бофор. Насколько нам стало потом известно, за всё время штурма крепости, а он длился несколько часов, противнику не удалось подбросить к Бофору существенные подкрепления из близлежащих сёл и деревень…

А у меня ещё долго после этого полёта при воспоминании о нём волосы на затылке становились дыбом…

[1] Кокпит – от английского cockpit – кабина пилота.

6 июня – идём вперёд

Что за чёрт?! Сквозь сон я чувствую, как меня теребят, пытаясь разбудить. Но я не хочу вставать – вчера после ночного полёта я лёг спать поздно, и по идее меня ещё не должны были будить.

Однако тот, кто теребит мою ногу, не отстаёт от меня. Он абсолютно без всякого стеснения трясёт мою укутанную в простыню лодыжку, как будто это какая-то бразильская погремушка во время карнавала.

И я автоматом перехожу от стадии глубокого сна к первой стадии глубокого раздражения. С трудом размыкаю веки, рывком усаживаюсь на кровать и начинаю ругаться в темноту, целясь в нахала, который меня к этому привёл, смесью русского мата и отборных арабских ругательств, которые я выучил уже в первые годы пребывания в Израиле.

Тот, кто меня разбудил, затыкает мне рот одной фразой: «Ахиаз сбит!» И добавляет: «Просыпайся! Тебя зовут на КП».

Сон, сонливость и всякие мысли о приятном тепле постели покидают меня мгновенно. Из глубины души вырывается одинокое: «Ядрёна мать!» – и я уже весь на ходу – вскакивая с кровати, ныряя ногами вперёд в лётный комбинезон, ещё влажный от вчерашнего ночного полёта, напяливая на себя высокие лётные ботинки и зашнуровывая их фирменным способом, сводившим к минимуму время «от постели до самолёта», я уже бегу к выходу из спального бункера и, сделав на ярком солнечном свете пару шагов, останавливаюсь, как слепой на перекрёстке.

Мои глаза, привыкшие к полумраку бункера, не выдерживают резкого перехода к ослепительно яркому ближневосточному солнцу начала летнего дня, и я, борясь с желанием побыстрее добраться до КП эскадрильи и требованиями моих глаз дать им немного времени привыкнуть к этому яркому свету, прибегаю к тактике «и вам и нам». Зажмуриваю один глаз, немного приоткрываю другой, выбираю направление следующего шага и возможной опоры на моём пути и шагаю в их направлении. Меняю глаза – зажмуриваю второй глаз, приоткрываю первый, делаю ещё шаг. Должно быть, я выгляжу смешно – жмурюсь, моргаю, шагаю как пьяный, но мне всё равно. Я спешу в КП – узнать, что случилось с Ахиазом и что будем делать теперь.

Ахиаз – лётчик-резервист нашей эскадрильи, один из ветеранов. Прошёл огонь, воду и медные трубы ещё в 73-м году, во время войны Судного дня. Для всех нас, кто ещё не нюхал серьёзного пороха, он был авторитетом и примером смелости и упорства в выполнении боевого задания. Не раз во время наших тренировочных полётов он был готов «срезать угол» для того, чтобы выполнить задание и положить свою бомбу в нужную точку. И мы все понимали, что во время ультимативного экзамена серьёзной войны так и надо делать. И начальство это тоже понимало – поворчав для приличия о том, что это небезопасно, хвалило за выполненное задание.

Да и само начальство у нас было такое же – горячее, с опытом двух войн: Войны на истощение с Египтом 69—70-го годов и войны Судного дня 73-го года. Наш комэск сам рассказывал молодым лётчикам эскадрильи, как, будучи младшим лейтенантом, прикрывал пушечным огнём с малой высоты своего командира эскадрильи, сбитого зенитками над египетской пустыней по ту сторону Суэцкого канала, – вопреки штабным нормам минимальной высоты стрельбы по целям и тому подобным указаниям высшего начальства. Надо было отогнать от катапультировавшегося лётчика толпу, и молодой пилот в одном из своих первых боевых вылетов в одиночку сделал это, как мог, невзирая на бюрократические ограничения… Пока не закончились снаряды в пушках и топливо в баках… Его командир попал в плен со сломанной при приземлении на парашюте ногой и вернулся домой на носилках в 1970 году, а наш младший лейтенант продолжил свою лётную и боевую карьеру, стал подполковником и нашим командиром эскадрильи.

Так что дух он культивировал самый что ни на есть боевой, и Ахиаз был помощником ему в этом.

Мы знали, что война есть война и что на войне будут потери лётного состава – в том числе пленные, раненые и убитые. Нас к этому готовили с первых дней отбора и обучения в Лётной школе. Аварии и потери в тренировочных полётах были частью нашей жизни. Некоторым из нас уже довелось катапультироваться, спасаясь от неминуемой гибели, когда самолёт переставал быть другом и становился обузой. У каждого были сокурсники, соседи, друзья, которые взлетели и не вернулись…