Жаркое лето 82 года

А во мне борются между собой смешанные чувства. Я всегда мечтал о чести и ответственности участвовать в операции против ЗРК. К этому готовился с момента завершения Лётной школы. И вот теперь, когда ВВС готовится к исполнению этой операции, я сижу на земле. Конечно, быть в такой день руководителем полётов тоже почётно, но всё-таки это на земле, а не в воздухе, а я ведь в первую очередь боевой лётчик…

Глотаю свои чувства, запиваю грубым кофе и продолжаю делать то, что надо. Пытаюсь быть повсюду – и в бункере КП, и в комнате инструктажа, и в разведотделе эскадрильи, и в штурманской. Решаю проблемы, довожу последние данные до ведущих, проверяю, чего не хватает в штурманской, встречаю вернувшихся, чтобы понять, как было и что там нового «на поле боя».

Так, в беготне, проходит день, и солнце уже на полдороге к западному горизонту.

Темп получения в эскадрилье новых боевых заданий начал замедляться. Это понятно – скоро солнышко сядет, и эффективность нашей помощи ребятам на поле боя сведётся к нулю. Однако, из тех же соображений, у меня появляются вопросы по операции по уничтожению ЗРК.

И вдруг… телеграмма о переносе операции против сирийских ЗРК на завтра… Значит, вопросы появились не только у меня…

Вся эскадрилья одновременно выдыхает напряжение и адреналин…

Все успокаиваются, и после ужина, переходящего в рассказы о прошлом и пережитом, все расходятся спать.

Завтра должен быть ещё один напряжённый день.

Я сдаю свой пост Моше – нашему второму замкомэску. Завтра его день сидеть в полуподвальном бункере КП эскадрильи и завидовать другим, летающим… А сам заваливаюсь на свою уже обжитую койку в спальном бункере в довольно-таки паршивом настроении… Назавтра планируется самая важная операция ВВС за последние 9 лет, а мои шансы участвовать в ней близки к нулю – кандидаты на боевые задания в операции уже определены, проинструктированы, они готовились сегодня целый день. Будет логично ничего не менять и послать их, а не другие звенья. И где же это оставляет меня?..

Тешась надеждой, что параллельно операции по уничтожению ЗРК будут ещё полёты, я засыпаю…

[1] SA6 – самоходный ЗРК средней дальности – 2К12Е «Квадрат» и в последствии 2К12М «Куб».

[2] F-16А – лёгкий одномоторный и очень маневренный истребитель третьего поколения американского производства, обладал цифровым бортовым радаром со средним радиусом действия, вооружался 4-я ракетами воздух-воздух и скорострельной пушкой 20 мм. Начал свою службу в ВВС Израиля в 1980 году.

[3] НУРС – неуправляемые реактивные снаряды.

9 июня – над долиной Бекаа

Толчки в ногу разбудили меня. Голос в темноте шёпотом спросил: «Проснулся?» И только после того, как получил бодрое ворчание в ответ: «Конечно! Что случилось?» – голос ответил: «Вставай, брифинг в 10». Я, уже просыпаясь, выпытываю: «Который час?» Слышу: «9:15» – и с некоторым облегчением отсылаю «первоклашку», которого послали меня разбудить. Тот пошёл дальше, ступая медленно и тихо, стараясь не шуметь, чтобы успеть разбудить остальных по списку, который ему поручил дежурный руководитель полётов.

Время есть. Секунд тридцать лежу тихо, глаза открыты, привыкают к проблескам света в бункере-спальне. Тело ещё нежится меж простыней, а голова готовится ко дню грядущему… Кто знает, что этот день принесёт: мне, эскадрилье, моим друзьям и однокурсникам, которые летают в других эскадрильях. Их наверняка тоже будят, если уже не разбудили. Ведь на сегодня планируется операция по уничтожению сирийских батарей ЗРК в Ливане.

Меня разбудили, значит, есть для меня дело. Главное, чтобы дали летать – вчерашнего руководства полётами мне хватило. Не хочу ещё день томиться на земле, пока не вернутся из полёта товарищи по эскадрилье, окрылённые успехом выполнения боевой задачи и собственным выживанием над полем боя.

Насчёт выживания – это не просто так. В воскресенье наша эскадрилья потеряла самолёт, и лётчик – Ахиаз – попал в плен. Кроме этого, за последние пару дней ВВС потеряли ещё 2 вертолёта – один боевой и один транспортный. Эти потери у всех в голове при каждом получении задания, при каждом брифинге, при каждом возвращении из полёта. Об этом не говорят, но думают про себя, посматривая на товарищей вокруг и гадая, кто следующий?

Всё! Рывком сбрасываю себя с кровати, натягиваю свой лётный комбинезон: он уже весь в разводах соли, несколько дней не стиранный, но самый близкий к моему телу предмет на данный момент.

Сшитый из негорящего номекса, он мой панцирь, моя защита от огня, который поджидает каждого лётчика при проблематичном исходе взлёта, полёта или посадки. Я уже видел, что бывает, когда пренебрегают им или перчатками из того же номекса, предпочитая щеголять в комбинезоне старого образца и в кожаных перчатках, показывая тем самым, что ты принадлежишь к «старой гвардии», во времена которой не было таких глупостей, как номекс.

Привожу себя в порядок и объявляю себе, что готов к утреннему кофе и ко всему тому, что выпадет мне сегодня – и хорошее, и, может быть, не очень.