Жаркое лето сорок второго

Получив второй раз по сопатке, Гроддек оказался перед трудной задачей. Можно было вновь затребовать поддержку авиации или подождать подхода артиллерийского полка, которые сотрут в пыль оборону противника. В этом герр оберст не сомневался, но тогда он нещадно выпадал из графика, что лично разработал Манштейн, и тем самым ставил под угрозу успешный исход всей операции. Можно было не дожидаться чьей-то помощи и через час атаковать Марфовку повторно, но это тоже был не самый лучший вариант. Подразделение полковника могло привести к молчанию гарнизон этого проклятого села, но впереди было сражение за Турецкий вал, после которого ни о каком продвижении вперед не могло идти речи. Нужно было ждать подхода тыла, пополнять изрядно потраченный боезапас, а это снова означало потерю времени.

После недолгих, но бурных обсуждений с офицерами штаба полковник связался с генералом Апелем по радио и предложил ему третий вариант действий, не носивший в себе особой новизны. Столкнувшись с сопротивлением в одном месте, немцы начинали искать слабые места на других участках и в конце концов добивались своего. Получив по зубам у Марфовки, Гроддек предлагал перенести направление удара южнее и прорываться к Турецкому валу в районе Прудниковки. Создать два полноценных оборонительных пункта на пути движения немецких войск противник наверняка не мог, и этот вариант явно сулил успех. Самостоятельность в принятии решений в боевой обстановке самими командирами всегда приветствовалась в германской армии.

Решить подобный вопрос полковник мог вполне самостоятельно, однако желание иметь оправдательное решение командования на потерю времени заставило его обратиться к генералу Апелю. И тут начались генеральские «танцы с бубнами». Апель не захотел принимать подобное решение и в свою очередь обратился к Манштейну. Пока его нашли, пока он подумал и дал разрешение, пока вещее генеральское слово ушло в войска, прошло определенное время, и в конечном счете задержка стала для группы Гроддека роковой.

Все дело заключалось в том, что перемещение немецких войск к югу заметил пилот советского истребителя. Сопровождая очередной транспорт из Севастополя в Новороссийск, он был вынужден вступить в бой с немецкими торпедоносцами. Имея ограниченный запас топлива, ему пришлось идти на вынужденную посадку на аэродром Турецкого вала. К огромному несчастью для немцев, его истребитель имел связь с землей, и его сообщение о движении немцев ушло прямо в штаб Рокоссовского. Комфронта с первых слов Малинина понял всю опасность возникшей ситуации. Все дело было в том, что именно с участка обороны вала в районе Прудниковки он снял часть войск для помощи майору Бубликову. Отыграть принятое решение или перебросить войска с другого участка обороны, учитывая подвижность противника, было нереально, и комфронта вновь упал на телефон, вызывая штаб Черноморского флота.

Именно за этим делом и застал его приехавший в штаб Лев Захарович. У Мехлиса было прекрасное настроение от осознания правильности своих действий. Видя определенную нервозность в штабе фронта, он решил временно избавить его работников от своего присутствия ради благого дела. Без всяких намеков или открытых разговоров он направился в штаб комполка Гулыги и попросил пригласить к нему майора Спиридонова. К счастью или нет, но майор в это время был на земле и вскоре был доставлен капитаном Тимошкиным под грозные очи представителя Ставки.

Что испытывал в этот момент Спиридонов, было нетрудно догадаться, но он держался достойно, справедливо полагая, что для его ареста хватило бы и самого Тимошкина. Предположения майора полностью оправдались. Едва он переступил порог кабинета и представился, как Мехлис подошел к нему и, пожав руку, объявил, что командование фронтом считает, что майор Спиридонов абсолютно правильно действовал в далеко не простой ситуации.

Одних этих слов благодарности от самого Мехлиса с лихвой хватило бы Спиридонову на долгие годы службы, но Лев Захарович не собирался ограничиваться лишь только ими. Пользуясь своим высоким положением, он объявил о награждении майора Спиридонова орденом Боевого Красного Знамени.

– Все необходимые документы я подписал до отбытия в ваш штаб, но вся бумажная волокита требует времени. Поэтому, не откладывая дело в долгий ящик, я решил поступить по-своему… – Мехлис решительно снял со своей гимнастерки орден Красного Знамени и прикрепил к груди растерявшегося майора. – Так будет вернее и справедливее. Ещё раз спасибо за подбитые танки, от меня, от командующего фронтом генерала Рокоссовского, а самое главное – от товарища Сталина.