Жасминовый дым

Они выехали на шоссе и увидели там, где оно было похоже на кончик клинка, маленький, совсем игрушечный «Икарус». Он медленно приближался, рос, весело посвёркивая издалека, словно из другой жизни, солнцем на лобовом стекле. Егерь поднял руку. Автобус пронёсся мимо, обдав их ароматом дизельного топлива. И остановился. Пока они подходили к нему, его дверь как бы сама по себе распахнулась, блеснув изнутри длинным никелированным поручнем.

– Ну, будь здоров… Если что не так, то… – бормотал Виктор, прощаясь.

Вадимыч кивнул, взглянув на него мельком, впервые за всё утро, и Костин заметил в его лице знакомое уже страдальчески-презрительное выражение.

Дверь закрылась. «Икарус» пошёл, плавно набирая скорость. Сдвинулась и потекла за его стёклами рыжевато-бурая степь, унося на себе две пыльных колеи и бегущий по ним уменьшающийся мотоцикл. Вот он превратился в точку, дрожавшую в степном мареве, и, наконец, растворился в нём. Виктор откинулся в удобно изогнутом кресле, представил московские улицы, переполненные автомобилями, скопления прохожих у светофоров, длинные коленчатые коридоры своего министерства и даже услышал привычный телефонный трезвон, раздражавший его перед командировкой. Сейчас он показался Костину бодряще-весёлым, и он подумал вдруг: надо бы сменить автомобиль. Поднатужиться и купить новенькую «ауди». Все эту марку хвалят.

9

…В полупустом лифте поднялись на десятый этаж, миновали два поворота в узких коридорах, вошли в тесноватый его кабинет, смотревший своим окном на крыши старой Москвы, за которыми проступали силуэты звонницы и купола бывшего монастыря. Костин с глухим звяком поставил у дверей тяжёлый чемодан.

Вера развязала, наконец, свой платок, обнажив короткую русую стрижку, но пальто снять отказалась. Расстегнув его, села в кресло, насторожённо осматриваясь, словно пугливо притрагивалась взглядом к стеллажам с папками, к экрану включённого ноутбука, к исчёрканной пометками страничке раскрытого ежедневника. Прерывисто вздохнув, стала рассказывать. Говорила без ожесточения, но с упорством человека, знающего истину.

Истина же, по её словам, состояла в том, что стрелял Вадимыч не в человека, а по колёсам автомобиля, за которым гнался на мотоцикле. И если бы мотоцикл не тряхнуло так сильно на ухабе, Вадимыч не промахнулся бы и заряд дроби не угодил бы в заднее стекло удиравшей от него «Нивы».

Случилось же всё это недели через две после отъезда Костина. Как-то утром Вадимыч развозил по заказникам подкормку для фазанов. Заметив в степи пыльный шлейф, присмотрелся: шла «Нива». К дому егеря она не свернула, ныряя в ухабы, исчезла в кустах. Вадимыч поехал следом, увидел: попетляв меж кустов, «Нива» остановилась. Распахнулись дверцы, вывалились приехавшие. Закурили. Было их пятеро.

С Вадимычем они разговаривали, улыбаясь: какая там охота, ни путёвок, ни даже ружей с собой не взяли. Просто свернули с шоссе – хотят гостю из Москвы местную экзотику показать, а то ему не верилось, что здесь река есть. Ну и заодно перекусить. Гость в замшевой кепке, в очках курил, разглядывая Вадимыча. Они и в самом деле взялись стелить на траву жёстко накрахмаленную скатерть, ставить на неё бутылки, разворачивать свёртки с едой. Пригласили Вадимыча, но тот отказался. Уехал.

Дома, ополоснув руки, он уже садился за стол, когда затрещали выстрелы. Выбежал на крыльцо. Пальба неслась из заказника. Ветер был встречный, и приезжие не слышали, как он подъехал. Увидел: цепочкой, с ружьями наперевес, прочёсывают кустарник.

Они стали препираться, советовали не поднимать шума. Гость из центра стоял в стороне, у кучки подстреленных фазанов, – наблюдал с интересом. Вадимыч, склонившись на капот «Нивы», заполнял акт. Приезжие заторопились: связав скатерть с нетронутой едой в узел, кинули в машину.

– Ружья я у вас конфискую, – предупредил егерь.

Переглянулись.

– Остановитесь, – крикнул Вадимыч, когда они захлопывали дверцы.

«Нива» рванула с места, пошла напрямик в степь, но егерь на мотоцикле быстро догнал её. Сорвав на ходу из-за спины ружьё, сделал предупредительный выстрел – в воздух. Они, не останавливаясь, ответили, распахнув дверцу и слегка развернувшись, – дробью по его колёсам.

И тогда он ударил из второго ствола. Метил тоже в колёса, но его подбросило на ухабе, и заряд дроби, шагов с пятнадцати, разнёс заднее стекло машины. Гость в замшевой кепке сидел как раз посередине.

Из чемодана с металлическими уголками Вера вытащила затёртую канцелярскую папку, нашла в кипе бумаг копию приговора. Схема события в нём была вычерчена опытной рукой: факты, логически вытекая один из другого, утверждали: «Подсудимый, превысив служебные полномочия, применил огнестрельное оружие. В результате произведённых выстрелов гражданину Чугрееву А.А. нанесено тяжкое телесное повреждение затылочной части головы, несовместимое с жизнью».

Костину, впервые державшему в руках судебный документ, приговор казался убедительным, но, взглянув на Веру, понял: она ждёт от него возмущения несправедливостью и – немедленной помощи.