Жатва Дракона

Музыка звучала, шампанское текло, и нельзя было догадаться, что в мире что-то не так. Это было великолепное и дорогостоящее событие, чтобы рассказать миру, включая Ланни Бэдда, о том, кем была молодая важная персона принцесса Лизбет. Ланни понимал это и снискал честь второго танца с героиней этого события и подарил ей еще один или два комплимента. Он съел свою тарелку блюда из черепахи, выпил глоток или два вина, и в три часа ночи извинился и поехал обратно в свой отель.

II

Персональная выставка художника оказалось такой же вполне соответствующей месту и обстановке, как персональный приём в честь одной девушки. Золтан нашел пресс-агента высокого класса и снабдил его массой информации, как биографической, так и критической. Ни один живописец никогда не обладал более трогательной историей, и за многие годы Ланни и его спутник научились, как эту историю эксплуатировать. Золтан заплатил за рекламное место в газетах, и поэтому имел право на определенное количество места для размещения материалов и мог получить ещё больше, если материал был впечатляющим. Критикам были предоставлены перепечатки того, что было сказано о картинах в Париже, Берлине, Мюнхене, Лондоне и Нью-Йорке. Им сообщили, что Дэтаз был в Люксембурге и один в галереи Тейт в Лондоне, шесть в доме Адольфа Гитлера в Берхтесгадене и два в доме Холденхерста в долине Грин Спрингс.

Таким образом, у публики была полная возможность осознать, что в их городе происходит большое художественное событие. Эти работы мастера были привезены в Америку, чтобы сохранить их от ужасов войны. И благодаря предприимчивости двух именитых граждан Балтимору была предложена первая возможность для их просмотра. Пришли "Все". Там был Золтан, корректный в утреннем пиджаке с полосатыми брюками и шелковым галстуком-бабочкой, придающим артистический вид. Его слегка мятежные седые усы были недавно подстрижены, а его манеры гляделись по-иностранному, но не слишком. Был пасынок живописца, которого "Все" уже встречали или о котором слышали. Были члены двух именитых семей, которые поддержали этого художника, и к тому времени не были уверены, сияли ли они в его славе, или он в их.

Цены на картины на них отмечены не были, потому что это было бы вульгарно. Нужно подойти к Золтану или к его клерку, который проконсультировался бы с машинописным списком, в котором цены произведения были проставлены по номерам. Когда узнаешь, что греческий крестьянский мальчик должен был принести двенадцать тысяч долларов, то вернешься опять к картине и обнаружишь те достоинства, которые пропустил сначала. Вот тогда придёт в голову, что об этом можно рассказывать, и что все друзья будут так же впечатлены. А потом, решившись, выяснишь, что картину придётся ждать месяц или два и что уже дюжина номеров вычеркнута из списка, как проданные. Ланни начал беспокоиться, как всегда, что не долго ли он хранил эти картины, и задавался вопросом, не обязан ли он убедить свою мать пожертвовать их все в один из известных музеев. Но Бьюти всегда были нужны деньги, и Марселине тоже, и так же было и с подпольем!

III

Приятный отдых в этой стране вкушающих лотос (сказочной стране изобилия и праздности) на берегу Чесапикского залива! Это было то время года, когда казалось, что "сумеречный час как будто был всегда", как в стихотворении Теннисона. А обитатели этой земли "улыбались втайне", не совсем "глядели на опустошённые земли", а читали о них в своих газетах:

С высот они глядят и видят возмущенье,

Толпу в мучительной борьбе,

Пожары городов, чуму, землетрясенье⁶⁹

Ланни познакомился с очаровательными и культурными людьми и был приглашен на званые обеды, где он был гвоздём программы, потому что мог рассказать так много "закулисных" историй о Европе, о последней войне, которую мы выиграли, и о мире, который мы проиграли. Было бы лучше, если бы мы присоединились к Лиге? Интересное предположение, но очень далёкое от обеденных столов американских богатых. Европа казалась им очень похожей на "сказку, полную рыдания и гнева, но только сказку, только сон". По-видимому, никому, кого встречал Ланни, не приходило в голову, что фундамент их социальной системы может быть порушен.

Так много людей хотело увидеть картины, что выставку пришлось продлить на третью неделю. Но Ланни не мог оставаться дольше, так как стало очевидно, что законы, готовящиеся комитетами Конгресса, должно были запретить американцам путешествовать на кораблях воюющих стран и запретить американским кораблям входить в порты таких стран. Эти положения затруднят агенту президента вернуться в Европу, не раскрывая своего статуса кому-либо. Ланни решил, что ему лучше уехать, пока все хорошо.

IV