— Конечно, найдется, — вскочила Эмилия. — Вишневая настойка собственного приготовления.
— А ты, попадья, выпьешь?
— Немножко… совсем немножко, врачи мне запретили.
— И правильно сделали, — согласилась Ирина, хитро подмигнув. Эмилия заметила это. В душе ее росло беспокойство, ведь вскоре неизбежно зайдет разговор о Джеордже, и ей захотелось рассказать все этим женщинам, которых она не любила, но которые ее понимали.
Выпили по стаканчику, и попадья наполнила их снова. Эмилия почти не спала всю ночь, очень устала, и наливка растекалась по ее телу, как ртуть, вместе с тяжелой тоской.
— Ну, расскажи, Милли, что у вас случилось? — лениво проговорила Ирина.
Но от Эмилии не ускользнуло, что соседка горит от нетерпения поскорее узнать все новости: в глазах Ирины сверкнул знакомый блеск, всегда появляющийся, когда шла речь о Джеордже.
— Так, пустяки… Он хочет отдать землю, поделить ее…
— Продать землю? — поразилась попадья. — Но зачем же? Муж говорит, что наступает инфляция, как и после прошлой войны.
— Нет. Он хочет отдать ее так. Бесплатно.
Попадья и Ирина обменялись быстрым взглядом. Эмилия поняла: они не верят ей. Они уверены, что она что-то скрывает, например историю с Марией Урсу. Это неверие еще больше рассердило ее.
— Пейте, допивайте свои стаканы… я говорю вам правду… Какое мне дело, если коммунисты приказали ему разориться. У нас есть ребенок, мы обязаны его вырастить.
— Да, госпожа, — согласилась жена Кордиша.
— С чего же это взбрело ему в голову?
— Черт его знает? Наверно, не совсем нормальный.
— Ах, как ты можешь говорить так, — вмешалась попадья. — Господин директор такой тонкий, культурный человек…
— Да, — кивнула головой Сильвия Кордиш.
Все замолчали. Эмилия опьянела, и ей захотелось спать. Ирина начала не спеша рассказывать, как узнала о героической смерти учителя Джиурджиу и как была удивлена, когда обнаружилось, что она совсем не переживает… Все-таки это был близкий знакомый, тонкий, вежливый человек, проживший у них дома почти три года. Эмилия не слушала. Прямо перед ней висела фотография Дануца четырех лет. Его серьезная мордочка с высоким лбом и крепко сжатыми губами до слез растрогала ее.
— Как жаль, что у тебя нет радио, мы бы так славно повеселились, — сказала Ирина. — Как редко встречаемся мы, женщины, а помните, как было в школе, в интернате?
— О, сколько времени утекло с тех пор… Трудно представить, что я когда-то училась там, — вздохнула попадья. — Прекрасная настойка. Как ты ее приготовляешь?
Эмилия пожала плечами.
— Как обычно.
— Сладкая и вкусная.
— Тебе все-таки не следовало бы допускать, чтобы Джеордже связывался с коммунистами. Ты такая энергичная, властная. Подумать только, что он избегает общества своих старых друзей и предпочитает им Арделяну. Вы понятия не имеете, что это за тип!
Как в тумане, Эмилия вспомнила, что несколько лет назад все село говорило о том, что Ирина сошлась с механиком и по ночам ходит к нему домой.
— Хорошо, что кончилась война, — вздохнула попадья. — Я так боялась за мужа.
— Ах, оставь, дорогая, ему совсем не помешало бы немного военной выправки. Брюшко отращивать начал, — засмеялась Ирина.
— Лучше брюшко, чем… — попадья запнулась. — Не сердись, Милли.
— Да я не сержусь. Ты совершенно права… Я разведусь. Не позволю ему разрушать будущее ребенка и мою жизнь.
— Знаешь, делай как хочешь, никто не может тебе помешать… но муж говорил, что скоро коммунистам конец, всех попрячут в тюрьму.
Женщины выпили еще и еще. У Эмилии страшно разболелась голова. Каждое слово этих вульгарных женщин, как удар, отдавалось у нее в висках.
— Я разведусь… брошу его… — пролепетала она.
Дверь отворилась, и вошла старуха. Она понюхала воздух и ядовито засмеялась.
— Недурно устроились. Как шлюхи, с утра за вином.
— Как же быть, тетушка Анна. Молодость-то уходит, — заплетающимся языком ответила Ирина.
— Эх вы! Лучше бы шли домой, чтобы глаза мои вас не видели. А от тебя, попадья, я этого совсем не ожидала.
— Бросьте, тетушка Анна, лучше выпейте с нами рюмочку, — предложила, вставая из-за стола, Ирина.
Она взяла старуху за плечи, насильно усадила за стол и всунула ей в руку рюмку.
— Дай бог здоровья, — чокнулась Анна.
Неожиданно Эмилия разрыдалась, шатаясь, подошла к кровати и упала на нее лицом вниз. Женщины, мешая друг другу, кинулись к ней.
Анна, сидя за столом с рюмкой в руке, недоуменно и сочувственно качала головой.
С улицы послышался глухой ропот толпы, чьи-то неясные крики.