Жажда

— Замолчи! — воскликнула девушка и вцепилась ногтями ему в руку.

— Я ее уверяю, что это неправда, — продолжал Дан. — Говорю ей, что ты коммунист и поэтому…

— Замолчишь ты наконец? — остановил сына Джеордже. Он подошел к девушке и взял ее за подбородок. — Эдит, я ничего не знаю о тебе, слышал только, что на твою долю выпали большие испытания.

— Отец считает, что страдания сближают, верит в диалектику страданий, — серьезно сказал Дан.

— Пойдемте лучше обедать и оставим эти серьезные темы. Вы еще дети. Слишком молоды… Этим все и объясняется.

Обедали в кухне. Как только солнце склонялось к западу, здесь становилось сумрачно. На полках тускло поблескивали медные кастрюли. Все казалось темным от копоти и унылым.

С необычными для него подробностями Джеордже рассказал о разделе земли, о том, как Катица Цурику вдруг запела «Интернационал», который она неизвестно когда успела выучить, а из Супреуша звонили, что Пику нашли мертвым в лесу с зажатой в кулаке размокшей бумажкой. Что там было написано, никто не смог разобрать.

Эдит не осмеливалась поднять глаз от тарелки, чувствуя на себе недоброжелательный, пытливый взгляд Эмилии. Глаза девушки несколько раз наполнялись слезами. Старуха с аппетитом ела и расхваливала все, что подавалось на стол.

— Никто так не умеет готовить, как моя дочь. Все так и тает во рту. Женщина, которая не умеет стряпать, не женщина.

Анне тоже налили вина, и она выпила один за другим два стакана.

Дан с восхищением смотрел на старуху.

— Бабушка, дорогая, — не выдержал он. — Ты самая замечательная женщина на свете. Будь мы хоть наполовину такие, как ты, то перевернули бы весь мир вверх тормашками.

Старуха растроганно зашмыгала носом.

— Дал бы мне господь бог здоровья дожить до правнуков. До детишек ваших. Вырастила бы их в страхе божьем. Сказки бы им рассказывала. Я много их знаю, еще от дяди Микулае…

— Не знаю, что это с бабушкой, — шепнула Эмилия сидевшему рядом с ней Дану. — Последние дни у нее с языка не сходит дядя Микулае.

— А какой он был, дядя Микулае? — спросил Дан. Ему всегда нравились рассказы бабушки, и он терпеливо слушал их, что льстило старухе.

— Ладно, потом расскажу, — сказала Анна, — говорите вы о своем, не обращайте на меня внимания.

Эмилия поставила на стол домашнее пирожное.

— Не знаю, понравятся ли они барышне, — с сомнением сказала она. — Ведь она, наверно, привыкла к деликатесам из кондитерской.

Эдит побледнела и не смогла ответить ни слова.

— Зачем ты смущаешь ее, мама? Почему называешь «барышней»?

— А она разве позволяет называть ее иначе?

Эдит встала, обошла стол и поцеловала Эмилии руку. Поступок этот показался Эмилии неуместным, хотя и свидетельствовал о хорошем воспитании.

— Какие у тебя красивые волосы, дорогая!

— Тебе, мама, тоже не на что жаловаться. Вот я — так уж начал лысеть… — И Дан откинул пряди со лба, чтобы показать, что у него редеют волосы.

— Потому-то и женись поскорей, деточка, — вмешалась старуха, — ведь плешивым-то тебя никто не возьмет. Разве что такая карга, как я.

— Мама! Что за выражения! Старая женщина, прости господи, а с каждым днем все меньше соображаешь…

— Я прощаю тебя потому, что ты не знаешь что говоришь, — обиделась старуха. — А ты, Флорика, подойди ко мне.

— Меня зовут Эдит, бабушка.

— Подойди поближе. Какая у тебя маленькая ручка… Сразу видно, не привыкла к работе… Ничего, дорогая, ничего. Зато красивая… — и Анна поманила пальцем Эдит. — Ты черненькая? — спросила она.

— Да, — прошептала Эдит. — Даже слишком…

— Это ничего, деточка.

Эмилия принялась расспрашивать Дана об Андрее и дядюшке Октавиане, а он начал подробно рассказывать всякие невероятные истории из их жизни. Воспользовавшись этим, старуха обняла Эдит, притянула к себе и зашептала:

— Ты не сердись, дорогая, на старуху за любопытство. У тебя есть что-нибудь за душой?

— Да, бабушка…

— А деньги? Приданое? Ведь мы-то совсем разорились, когда здесь были венгры…

— Есть, бабушка… у тетушки.

— Много?

— Не знаю. Дан знает.

— Ага… Пойди сюда, я поцелую тебя… Ты мне нравишься. Не толстуха. Как, ты сказала, тебя зовут? Не привыкла я к этим барским именам. Знаю, как зовут у нас в деревне девушек. А у тебя имя красивое. И в библии есть такое имя, как твое…

— Эдит, — смущенно сказала девушка.

— Да, Юдифь. Красивая была женщина. Апостол Соломон для нее псалмы писал… Смотрите не выбрасывайте на ветер деньги. Купите себе красивый дом и землю. Земля вещь хорошая… Что бы ни стряслось, а земля всегда остается там, где оставил ее всемилостивый бог… А тебе не будет противно, коли я поцелую тебя?

Старуха слегка прикоснулась губами к щеке Эдит и почувствовала, что она мокрая от слез.

— Почему ты плачешь, девочка дорогая?

— Я так счастлива, бабушка… У меня нет ни матери, ни отца…

— Ничего. Эмилия будет тебя любить. Моя дочь добрая. Ты только сумей с ней поладить немножко для начала.

Анна откинулась на спинку стула.