Жажда

— Обо мне не беспокойся. Приготовлю топор у дверей. На этом свете мне никто не страшен… Если и убьют, невелика беда — и без того недолог срок. Поезжайте, не задерживайтесь из-за меня.

Внуки спрятали зерно на чердаке, погрузили, что могли, на телегу начальника станции Туркулеца и двинулись на восток. Старуха проводила их до ворот, задвинула засовы, приготовила топор и заперлась в доме. Часа в три из села ушли последние пограничники. Несколько солдат постучались к старухе, и она накормила их хлебом и молоком.

— Не поддавайтесь, — напутствовала она их. — Возвращайтесь назад.

Анна снова заперлась дома и стала поджидать врага. Венгры вступили в Лунку к вечеру. По улице проскакало несколько кавалеристов во главе с офицером. Староста Софрон встретил их у ворот примэрии с хлебом-солью, поклонился до земли и с готовностью сообщил все, что их интересовало.

В опустевшем селе расположилась на постой воинская часть, в школе разместилось сто солдат и пять офицеров.

Когда в ворота забарабанили кулаками, Анна перекрестилась, закуталась в платок и пошла отворять.

— Где хозяева дома? Где учитель? — спросил офицер.

— Уехали, господин офицер, — ответила Анна по-венгерски.

— Выходит, от нас бежали?

— Это их дело!

— А ты кто такая?

— Я? Старая женщина.

В эту ночь господа офицеры устроили шумную попойку. Солдаты перерезали всех кур во дворе, потом натаскали в классы соломы и разместились там на ночлег. Один из них — человек средних лет, заговорил с Анной. Вид у него был удрученный. Он оставил дома четверых ребят и не имел о них никаких вестей.

— Наши говорят, что через месяц мы вступим в Бухарест, да только я не верю. Русские близко, а с ними шутки плохи.

— Да, — согласилась Анна. — Сила…

— Будь она неладна, эта война.

Господа офицеры перепились, рубили саблями подушки, били стекла, рвали книги Джеордже. На другой день они убрались. Старуха с тяжелым сердцем принялась наводить в доме порядок. Что скажет дочь, когда увидит весь этот разгром?

Через три дня вернулась Аннуца с Даном и большой группой крестьян. Немцы и венгры перехватили их около Гурбы и вернули назад. Аннуца была вне себя от горя — ее Андрей отбился от них и пропал.

— Ничего, найдется, — ободряла ее старуха, хотя знала, что говорила попусту. Таково уж сердце матери — никогда не находит покоя. Когда-нибудь дочь узнает, что в нашей жизни все заранее расписано и нечего лезть на рожон: что суждено, то и сбудется, — судьбу не изменишь.

Однажды Анна сидела на завалинке, глядя на опустевший двор. Вдруг она услышала приглушенный крик и увидела, что Аннуца упала среди двора. Старухе показалось, что ее сердце сжалось в ледяной комок, она кинулась к дочери, стала перед ней на колени и приложила ухо к груди. Сердце больше не билось. Потрясенная, Анна застыла перед телом дочери, не в силах даже плакать. Потом вся кровь ударила ей в голову, и, подняв к небу худые старческие руки, Анна подумала: «Господи! Ну и пес же ты, если так нас терзаешь!»

Собрав все силы, Анна подняла труп дочери и втащила его в дом. Там она приблизила к посиневшим губам умершей зеркало, но оно не запотело. Дан плакал, бессильно уронив руки.

— Сбегай за дядей Цулей, — сурово приказала ему Анна. — Пусть придет… Что же мы будем делать? В селе-то нет священника.

Цуля смастерил гроб из найденных на чердаке старых досок. Он же вырыл на кладбище могилу. С трудом удалось найти худую телегу, в которую запрягли корову. Старуха, Дан и Цуля проводили гроб по пустынной улице, залитой лучами унылого осеннего солнца.

С помощью веревки они спустили гроб в могилу. Потом Цуля взялся за лопату, чтобы забросать яму землей, но старуха остановила его.

— Подожди, мы же не язычники.

И она запела хриплым дрожащим голосом:

— Со святыми упокой, прими, господи, душу усопшей рабы твоея, в место светлое, где нет ни печали, ни забот, ни воздыхания…

Опершись на лопату, Цуля подпевал «Аминь» и «Вечная память». Потом они принялись зарывать могилу — Цуля лопатой, а старуха с Даном — руками.

Молчаливые, вернулись они домой. Вечером старуха сказала внуку:

— Самое лютое наказание для человека, Дануц, это жизнь. Ад, которым нас пугают, находится на земле. Только на земле…

14

Все это осталось позади. Люди вернулись из скитаний, война окончилась. Эмилия получила письмо, что Джеордже жив, воюет добровольцем на стороне русских и скоро вернется домой.

Зима была тяжелой и долгой. Скорчившись у печи, старуха прислушивалась к вою бушующей над степью вьюги, скрипу колодезного журавля и шуршанию снега на кровле. Сон почти не приходил к ней, и она целыми ночами вспоминала мертвых и разговаривала с ними.

Но вскоре зазвенела капель. Старуха вышла во двор. Было еще холодно, но ветер потеплел и стал мягче.

Через две недели Анна пощупала веточку вербы и почувствовала под пальцами мягкие шелковистые почки. Солнце овевало ее лицо мягким, животворным теплом, а по временам, когда тепло уходило, старуха знала, что солнце скрылось за тучу. Знала, но не видела. Анна почти совсем ослепла.

От Джеордже пришло письмо, где он писал, что ранен под Дебреценом и скоро приедет домой.