– Слышим вас, – кряхтит Борисыч. – Готовимся к посадке…
– Альтаиры, на связь! Как слышите?..
Я вытаскиваю из скафандра три припрятанных пакетика сока. Один Борисычу, один Коле, один мне. Командир смотрит на меня квадратными глазами, но смачивает горло, и голос его становится почти прежним – сильным и уверенным.
– Космонавт Фатихова, – говорит он. – От имени командования выражаю вам благодарность. – И в микрофон:
– Это Альтаиры! Слышим вас! Готовимся к посадке!
– Ура! – кричат в ЦУПе. – Есть связь!
– Мы вас видим, – говорит Рязанский. – Расчётное место посадки – семьдесят километров юго-восточнее Джезказгана. Поисково-спасательная служба в воздухе.
Трёх часов спуска я не помню. Полуобморочное состояние позволяет памяти выдернуть только один фрагмент: воздух за иллюминатором горит, воздух внутри СА горит, мы горим, и я горю, и я в аду.
Удар о землю, капсула лежит на боку. Я вишу на потолке, пристёгнутая ремнями, а Коля почти внизу. Он отстёгивается, подползает к люку, но ему не хватает сил его открыть. Борисыч молчит. Коля внизу шевелит растрескавшимися окровавленными губами. Я слышу шум лопастей вертолёта и проваливаюсь в окончательное спасительное забытье.
Белая палата. Медсестра показывает: Шшш! Молчите! Входят врач отряда и Олег Дмитриевич, командир отряда космонавтов.
– Лежите, Гульнара Азатовна, лежите. Вы ещё очень слабы, – говорит врач.
– Что с ребятами? – шепчу я. – Где мои? Ринат, Зулейха?
– С ребятами всё хорошо, лежат в соседних палатах. А ваши… Вы только не волнуйтесь. Ситуация сложная. «Водная болезнь» распространяется стремительно. Со многими районами планеты потеряна связь. Употребление водопроводной воды, да и просто вдыхание атмосферного воздуха приводит к нарушениям психики. К сожалению, ваши родные отказались перейти в безопасное убежище. Но они живы, здоровы, и находятся во временном лагере здесь, совсем рядом со Звёздным городком.
– Я хочу их увидеть! Немедленно! – вскакиваю я с кровати. Меня шатает, ноги подкашиваются, и падаю – к счастью, на руки врачу и командиру.
– Спокойно, спокойно. Скоро увидитесь, обязательно, – говорит командир.
Раннее утро, пять часов с минутами. На мне белый пластиковый скафандр биозащиты. Я вылезаю из автобуса и вижу вас. Ты и папа сидите на коврике рядом с палаткой, на вас какие-то белые бурнусы, вроде льняные. Где вы их нашли в Подмосковье?
Я расстёгиваю липучку, врач делает движение ко мне, но командир останавливает его: пусть. Скафандр кучей валится к ногам.
– Ринат! Зуля! – говорю я.
Ты открываешь глаза. Улыбаешься. Никакие вы не зомби. А я боялась.
Твой папа подходит ко мне и обнимает – крепко, как я люблю. А ты выносишь из палатки пиалу с прозрачной водой и протягиваешь мне. Я глубоко вдыхаю и пью.
Это происходит почти сразу: я чувствую Луну, висящую над нашими головами в светлеющем сентябрьском небе. Она управляет приливами и отливами, и движением вод, и мной. Я больше не ощущаю жажды, хотя до сих пор сильно обезвожена после спуска с орбиты. Но жажда поднимает нас в небеса и спускает на землю, жажда возвышает нас и проходит, и я становлюсь с ангелами лицами на восток. Из-за пластиковых забрал скафандров на нас смотрят испуганные лица, а море внутри нас и внутри них струится и ворочается, подчиняясь ритмам Луны.
Ты знаешь мою историю, а я знаю твою, и мы знаем всё.
Я поднимаю взгляд выше, к пока ещё различимым на утреннем небе звёздам, вы смотрите туда вместе со мной и мне спокойно и радостно.
Взгляд, устремлённый ввысь – это несомненный признак.
Критерий самой неизбывной, вечной и неутоляемой жажды.
Той, что ведёт от простейших к богам, созидая жизнь, и славу, и чудеса – всё дальше, всё глубже, всё выше.
Той жажды, что делает нас людьми.