Жажда. Фокс Малдер похож на свинью

— Разведчики долбаные, блин! К чеченам едут делить бабки — кому сколько достанется, если мы не будем Старопромысловский бомбить. У них там эти долбаные нефтяные качалки.

Я посмотрел в сторону капитана, но тот вряд ли мог слышать Генку — слишком далеко сидел. Прапорщик Демидов слушал трофейный плейер. За два дня до этого ребята поймали снайпера и сбросили его с пятого этажа. А плейер отдали Демидову. С ним лучше было дружить. Он еще до армии работал снабженцем.

— Ну что, воин, — крикнул Генка Сереге, — долго будешь с люком мозги долбать?

— Он не открывается.

Серега изо всех сил дергал за ручку.

— Подвинься на фиг! Смотри сюда. Вот так это надо делать. Понял?

Генка открыл люк и опять засмеялся над Серегой.

— Не получается у тебя ни фига. Смотри, отстрелят одно место. С чем поедешь домой? Рожком от автомата будешь баб тыкать? Эй, эй, туда не садись! Давай сюда. Высунься-ка из люка.

Серега уставился на него, как на привидение.

— Чего вылупился? Давай вылазь, тебе говорят.

— Там же снайперы.

— Ну и что? А ты хотел здесь сидеть? Вылазь давай, я тебе говорю. Сейчас будем развалины проходить. Тут духи всегда сидят со своими «шмелями». Если граната в корпус попадет, хоть тебя из бэтээра живым выкинет. Тогда вернешься и вытащишь нас. Понял? Тех, кто шевелится, вытаскивай первыми. Слышал меня? Давай на броню.

Серега наполовину высунулся из люка и напряженно застыл. Генка припал к смотровой щели.

— Подползаем к развалинам! — закричал он в рацию. — Как слышите? Уснули там на фиг, что ли? Подходим. Прикройте нас, если что. Осталось двести метров… Сто пятьдесят… Сто… Вроде бы все нормально… Кажется, никого тут нету… Осталось пятьдесят метров… Почти прошли… У нас здесь все тихо… Что? Нет, все нормально, я говорю… Тихо у нас, тихо…

Грохот был такой, что я вскочил на ноги. Вскочил и тут же упал. В голове от удара звенело, как внутри колокола. Перед глазами лежала пустая бутылка. Рядом с нею еще одна. Я задел их рукой, и они стукнулись друг о друга. На полу лежать было хорошо. Пол был прохладный. Я прижался щекой к линолеуму и закрыл глаза. Только не шевелиться…

В этот момент кто-то опять заколотил в дверь. Похоже, били ногами. Прямо мне по башке.

Я сел, открыл глаза и очень медленно стал подниматься. Главное — не делать резких движений. Чтобы не вырвало. Потому что убрать будет очень трудно. Я не смогу нагнуться несколько раз.

В дверь снова стали громко бить. Куда они так торопятся? Думают, что я скорый поезд?

Чтоб они сдохли, те, кто приходит к тебе по ночам и пинает твои двери ногами. Сколько времени вообще сейчас? И какое число?

Чтоб у них отвалились ноги.

— Привет! — сказал Генка, когда я открыл дверь. — Ну и рожа у тебя, Шарапов.

Я хотел посмотреть на себя в зеркало, но потом вспомнил, что отнес его к Ольге дней десять назад. Или двенадцать.

— О, как тут у нас все запущено! — сказал он, проходя в комнату. — Пациент скорее мертв, чем жив. А я думаю: чего ты двери не открываешь?

— Садись вон туда.

— Да нет, командир. Я лучше пешком. Жена только-только мне эти джинсы купила.

— Пошел ты! — сказал я, снова опускаясь на пол.

— Ты что, совсем никакой?

— Отвяжись, говорю. Не видишь — мне плохо?

— Вижу. Давно забухал?

— Не знаю. Недели две. Какое сегодня число? И вообще ты почему ночью приехал? Сейчас ведь еще ночь?

— Ну ты даешь, командир! Девять часов вечера. Я тебе, между прочим, звоню уже два дня. Что с телефоном?

Он нагнулся над телефонной розеткой и поднял оторванный шнур.

— Понятно. Внешний мир задолбал?

— Отвяжись.

— А я вчера позвонил этой твоей соседке, Светлане…

— Ольге.

— Да мне без разницы. Она сказала — ты загулял. Стучала к тебе. Говорит — все бесполезно.

— Я не слышал.

— Ясен перец. Я сам чуть кулаки себе не отшиб. Короче, давай поднимайся. Будем марафет наводить. Я у тебя переночую, а завтра заскочим за Пашкой и поедем в Москву. У него машина сломалась, а со мной он в одном джипе без тебя не поедет. Ты же знаешь про эту фигню.

Я с трудом поднял голову.

— А на фига нам в Москву? Вы что, помириться решили?

Он уставился на меня и молчал несколько мгновений.

— Ну ты даешь! Так ты не знаешь еще ничего? Пашка тебе не звонил? Ты когда телефон оторвал? Он тебе не звонил, что ли?

Я приподнялся и сел перед ним на полу. В голове — благовест как на Пасху.

— Кто-то звонил, но я не стал говорить. Голова сильно болела.

— Ну ты даешь. Серега пропал, а ты ни фига не знаешь. Завтра поедем его искать. У тебя там водка еще осталась?

Серега пропадал не в первый раз. У него вообще после дембеля все как-то не так случилось. Не так, как у Пашки или у меня. И уж тем более не так, как у Генки. Сначала пробовали помогать. Работу нашли. Потом другую. Потом Генка сказал, что ему западло с теми людьми встречаться. Типа — они ему доверяли, а он им Серегу всучил. А они с ним на большие бабки завязаться хотели. Поэтому мы Сереге стали просто деньги давать. То я, то Пашка. Генка тоже давал. Но бесполезно. Сереге что сто рублей, что двести баксов — улетали за один раз. Не так у него все случилось.