Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

Из машины, пошатываясь, вышел милиционер и с него свалилась шапка-ушанка, закатилась под ближайшую машину – высокий, массивный внедорожник. Милиционер весело и затейливо обматерил собственную шапку, покряхтывая, согнулся, пошарил под машиной, достал свой головной убор и вразвалку, не оглядываясь, пошел вдоль ближнего здания, осматривая окна первого этажа, и однажды даже подпрыгнул, стремясь увидеть что-то за черной пустотой стекла. Здание закончилось, он свернул за угол, и Миша сообразил, что теперь милиционера не будет видно еще несколько минут, до тех пор пока он не осмотрит весь дом по периметру. Вневедомственная охрана: один остался в машине, другой пошел поглядеть, отчего сработал датчик автоматической сигнализации. Это был шанс. Миша понял, что времени у него нет, либо теперь, либо неизвестно когда. Кухонный нож лежал под ковриком, он спрятал его в рукав: острый мясной нож, тяжелый и негнущийся. Вышел из машины, осмотрелся: шумно вокруг от петард и фейерверков, дурашливая суета по сторонам Певческого переулка, но здесь и сейчас, кажется, безлюдно, и он один на видимом отрывке улицы. Вокруг пустующие офисы, за спиной, в полуквартале, ночной клуб, где сейчас Эля околпачивает очкастого сосунка. Совсем рядом за рулем сидел милиционер, он с профессиональной настороженностью поглядел на Мишу, но не увидел в нем ничего опасного, и вновь шевельнулась в нем недавняя скука от того, что именно их с напарником назначили дежурить в такую ночь. Еще совсем недавно они сидели за столом в отделении, пили крепкий чай и лишь в полночь позволили себе по наперстку водки. Работа есть работа, да и проверяющие народ оригинальный, запросто могут нагрянуть – это ж не день милиции, когда можно всем, да не по наперстку, а до суровых мужских воспоминаний, до поминания сгинувших в кавказских войнах товарищей. А это Новый год. Хочется, конечно, но завтра, завтра, как закончится дежурство, тогда, – милиционер сладко поежился и, все еще увлеченный завтрашними планами, не обратил никакого внимания на вернувшегося напарника. Тот сел рядом и оказался вовсе не напарником, а тем самым, показавшимся ему безопасным, парнем с улицы.

– Тебе чего? – только и успел сказать милиционер, и кухонный нож вонзился ему в горло. Он умер мгновенно: от осознания того, что его только что убили, разорвалось сердце. А Миша забрал его пистолет и пошел навстречу второму милиционеру. Они встретились возле нагроможденного аварийной службой забора, и выстрел слился со звуком новогодей трескотни. К машине Плешаков вернулся спокойным шагом и так же спокойно покинул место своего очередного преступления. Лишь спустя два часа в городе ввели план «Перехват», и он, как обычно, ничего не дал.

Убийство милиционера – это самое тяжкое и безрассудное преступление на свете, на которое может решиться лишь окончательный идиот, которому точно нечего терять в этой жизни. Убийцу станут искать и непременно найдут, и вот тогда его участи никто не сможет позавидовать, до суда он точно не доживет, его просто разорвут при задержании. Как правило, на такое решается озверевший, припертый к стенке рецидивист, именно его и стало искать следствие. Сразу же была выдвинута и взята за основу версия о том, что экипаж вневедомственной охраны могли уничтожить проникшие в дом бандиты. Наряд обнаружил их, грабители убили милиционеров, все ясно, как божий день. На поиски бросили существенные силы, кое-кто был отозван из отпуска, и – о чудо! – буквально через сутки действительных налетчиков задержали. Правда, те ничего не знали ни о каком убийстве, они лишь похитили сейф в одном из офисов и занимались его вскрытием в каком-то подмосковном сарае, когда внезапно обнаружили, что сарай окружен кольцом вооруженных омоновцев и кто-то надрывно проорал в рупор «сдавайтесь» и все, что орут в подобных случаях. Налетчикам не оставалось ничего иного, как выйти из сарая с поднятыми руками, после чего их сию секунду расстреляли без суда и следствия. Отомстили за своих, как водится. Могут ведь, когда захотят.

* * *