Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

– Четыре батарейки за десять рублей! Стельки с подогревом! Бумажники из настоящей кожи! – вопил появившийся в конце вагона коробейник, держа высоко над головой свой копеечный товар. Миша поморщился, хотел было вновь закрыть глаза, но обличность коробейника показалась ему знакомой, он всмотрелся и узнал в нем бывшего коллегу по работе. Подождал, пока тот поравняется с ним, окликнул, и бывшие коллеги, никогда прежде не дружившие, чуть ли не бросились друг к другу в объятья. Миша пригласил коробейника в свою комнатушку, и они проговорили целую ночь, благо в общежитии все было спокойно.

– Так и не нашел нормальную работу?

– Где ее теперь найдешь?

– Меня разорил банк.

– У меня отобрали квартиру.

– Мне с трудом хватает на жизнь, а еще приходится кормить детей, – откровенно признался коробейник. – Стыдно признаться, но иногда я думаю – лучше бы их вовсе не было, тогда я жил бы сейчас немного лучше.

– Как твоя жена? Моя смылась куда-то, и я не знаю, что с ней.

– Моя жена устроилась продавать билеты в метро, украла деньги, ее посадили. Мы живем в Подмосковье, снимаем полдома у бабки-пенсионерки, сортир во дворе. Развалюха ужасная, зато, – коробейник невесело усмехнулся, – недалеко от работы. Встаю утром, часов в пять, в это время самые полные вагоны, к обеду возвращаюсь, кормлю детей, вечером еду в Москву, чтобы сесть там на электричку в область.

– Безработица не сказывается? – поинтересовался Миша.

– Сказывается, – махнул рукой собеседник, – но люди все еще надеются что-то найти. А потом, не может же быть так, чтобы у всех было все настолько плохо, как у нас с тобой?!

– Как ты думаешь, кто во всем этом виноват?

Коробейник пожал плечами:

– Какая разница? Может, американцы, может, наши какие-нибудь. Кому мы с тобой нужны, кроме самих себя? Пожили взаймы красиво, думали, так вечно будет, а нас кто-то наколол. Все потеряли. А ты знаешь, чем я себя успокаиваю? Вот у тебя квартира была, да?

– Ну.

– Так она не твоя была, правильно?

– Как сказать... Мне казалось, что моя. Хотя ты прав.

– Так чего ее жалеть-то? А потом, ведь не только нам так плохо?

– Недавно ты говорил наоборот, – Миша нарисовал на распухшем плече йодовую сеточку и, поморщившись, проглотил таблетку кислого аспирина.

– Да какая разница, – коробейник допил свой чай и засобирался домой. – Поеду, скоро первая электричка, работать пора.

– А дети твои как же?

– Они у меня самостоятельные...

* * *

На следующий день Миша достал из укромного местечка триста долларов и пошел их менять. Это были все его деньги, и половину из них он хотел отправить родителям. Пройдя мимо нескольких обменных пунктов, он, наконец, увидел то, что искал: приемлемый курс. На двери обменного пункта висела бумажка «вход строго по одному», и Миша открыл дверь с осторожностью, опасаясь, что ему, как всегда, придется подождать, ожидая увидеть чью-то склоненную перед окошком спину, но спины никакой не было. Пусто было крохотное помещеньице обменника, и за окошком маячила неопрятная голова кассирши. Что-то неуловимое от экономиста Лосевой – той самой любопытной лысоватой дамы из лопнувшего банка, где погибли плешаковские сбережения, – было в этой молодой еще женщине. Миша даже застыл на мгновение, не решаясь подойти к окошку, но, удивившись, собственной мнительности, подошел, показал кассирше бумажки, назвал сумму и поместил бумажки в железный лоток. Лоток щелкнул и уплыл на территорию кассирши, а Миша с тревожным чувством заметил, что с кассиршей не все в порядке, и она либо очень пьяная, либо под какой-то серьезной дурью: глаза ее были совершенно безумными, косили то вправо, то влево, то вдруг начинали вращаться каждый в свою сторону. Он мысленно упрекнул себя в том, что принял за мнительность внутренний голос своей прежде совсем неразвитой интуиции, но было поздно. Кассирша извлекла доллары из лотка, пересчитала их и бросила куда-то, а куда – Миша увидеть не смог. Потом она села, вернее, довольно неловко плюхнулась на стул, и Миша еще раз убедился в том, что она находится в совершенно неадекватном состоянии. Меж тем кассирша пощелкала на калькуляторе, пересчитала рублевые бумажки, кинула их в лоток и вернула его Мише, встала, держась за край лотка, и принялась смотреть, как Миша считает деньги. При пересчете Плешаков с ужасом обнаружил, что окаянная кассирша обманула его самым наглым образом, и притом очень существенно. Миша тут же бросил все деньги обратно и быстро задвинул лоток, ухитрившись прищемить кассирше палец.

– Ах ты!.. – взвизгнула кассирша и назвала Мишу грязным словом.

– Простите, – смутился Плешаков. – Я не хотел. Просто вы мне дали очень мало денег, и я вам их сразу вернул. Вы мне недодали две тысячи рублей.

Кассирша, вместо того чтобы ответить хоть что-то, повернулась к Мише спиной, закурила сигаретку и с остервенелым страданием принялась рассматривать свой пострадавший палец.